История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

В один год, помню, дедушка жаловался, что из его озерка-садка в Кочерихе в весеннюю водополицу все караси ушли. Летом он снова наловил карасей в больших озёрах и опять высадил в свой любимый садок-озеро.

Во второй половине июля ловля карасей в пойменских озерах заканчивалась. Дедушка клал кужи и одровицы на телегу, увозил их домой и прятал там в амбар до следующего сезона. В амбаре на стенах были вбиты деревянные штыри-гвозди, на них дед и вешал карасёвые снасти. Любил мой дед ловить карасей. За страсть к этому промыслу местные жители ему и второе прозвище дали — «Фёдор-карасятник». Так и умер дедушка с двумя прозвищами — Ерошкина мать и Фёдор-карасятник.

Мологская вода и шекснинская стерлядь

В пойме рыбой изобиловали не только закрытые водоёмы — озёра и болота, но и главные реки — Молога и Шексна. Вода в тех реках была чистейшая, как человеческая слеза. В пору своего детства мы, мальчишки-подростки, забредём, бывало, в Мологу летом по самое горло, остановимся и смотрим в воду, как зачарованные: на трехаршинной глубине ноги до самых пальцев видны нам почти так же, как на сухом берегу. Ступни стояли на светлом песке-дресвянике, и на пальцах играли яркие солнечные зайчики, доходившие сквозь речную воду до самого дна реки. Стоим в воде минутку-другую не шевелясь, ждём, когда поверх пальцев наших ног или возле них появятся маленькие рыбки-слепышки — уроженцы новой весны. Всяких рыбьих мальков у берегов реки были тучи. Смотришь не с какой-нибудь высоты, а от самой поверхности воды в глубину подальше от ног и видишь, как песок на дне реки отлого уходит вниз, его было видно на несколько саженей вперёд.

В жаркие дни лета мы купались по многу раз в день. Любили нырять на двухсаженную глубину с лодок или с гонок леса за монеткой, заранее брошенной в воду. Нырнёшь, откроешь глаза и на дне реки увидишь всё, как на ладони. Вкруговую на несколько саженей увидишь песчинки, камешки, а среди них и очищенную песком трёхкопеечную монету — от неё во все стороны отсвечивает радужный свет солнышка, монетка так и сияет.

Мягкая, чистая вода Мологи любилась всем людям — и местным жителям, и тем, кто по какому-либо случаю оказывался на её берегах.

Жители местных деревень думали, что вода во всех реках на земле извечно бывает только такой, какой она была в их ласковой и доброй Мологе, и что загрязнить какую-нибудь реку невозможно ничем. В то время и жители крупных городов России, и даже люди учёного мира не могли подумать и сколько-нибудь серьёзно предположить, что через какие-нибудь три десятка лет смогут собственными глазами увидеть на поверхности Волги — тоже чистейшей в своё время реки — ошмётки мазута, поля нефтяных пятен, отсвечивающих всеми цветами спектра. Кто теперь помнит, что были такие чистые реки, как Молога и Шексна, да уж забывают, что и была когда-то она — Молого-Шекснинская пойма.

Мой отец Иван Никанорович в бытность нашей жизни на Ножевском хуторе летом часто варил уху прямо на берегу Мологи. Дом стоял саженях в сорока от берега. Придёт, бывало, отец под вечер с работы домой, немного отдохнёт, а потом возьмёт пустой противень и пойдёт на реку. Там он зачерпывал в него мологской воды и ставил на таганок. Потом клал туда куски рыбы, соли «в припорцию» и специй, которые захватывал с огорода. Такую варил уху, что всем, кто её съедал, большего и лучшего из пищи ничего было не надо. Мологскую воду пил и старый, и малый и зимой, и летом. Никто тут воду никогда не кипятил и ни у кого никогда не бывало расстройства желудка или кишок, никто о том и понятия не имел.

По чистоте воды подстать Мологе была и Шексна. На её красивых берегах стояло много деревень. Правобережные луга славились чудо-буйной травой. Шексна была знаменита далеко за пределами поймы — её стерлядь славилась не только по Руси великой, но и во многих странах мира. Знатные угощения делали люди в своё время из шекснинских стерлядей. До революции без них, пожалуй, не обходилось ни одно великосветское пиршество. Известный русский поэт Державин, воспевая застольные кутежи придворной знати времён императрицы Екатерины Второй, писал:

Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая,
То льдом, то искрами, манят.

Да, «шекснинска стерлядь золотая» много веков была лакомым блюдом русских царей да заморских королей, пастырей божьих, князей и купцов всевозможных.