История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Помимо свадеб, жители поймы отмечали и другие праздники. Правда, надо сказать, что за двадцать три года существования поймы при Советской власти её обитатели никогда не отмечали такие новые праздники, как день Октябрьской революции и Первое мая. Не прижилось это в наших краях, что вполне объяснимо. Ведь Молого-Шекснинская пойма находилась далеко «на отшибе», здесь не было ни одного более-менее крупного культурно-промышленного пролетарского центра, ни одной регулярно работающей партийной ячейки. Так что советская пропаганда к нам поступала скупо. Если взять центр поймы, то от него до ближайшего железнодорожного узла — до станции Некоуз — было под восемьдесят вёрст. Самый ближний промышленный город Рыбинск находился на таком же расстоянии от наших мест. Все новости о послереволюционной жизни в России пойменские жители узнавали обычно зимой, когда междуреченские мужики отправлялись по зимним дорогам на базары торговать сено, рыбу, сани и другой свой товар. Тут, как говорится, земля наша слухами и полнилась.

У нас все новшества Советской власти внедрялись как-то по касательной. Может быть, потому, что в основном жизнь в пойме кардинально не менялась. Ну, упразднили в конце двадцатых годов уезды и волости, образовали районы, а внутри них — сельские Советы. Их обязанность была — заготовки для государства продуктов земледелия да животноводства через сельхоз-кооперацию. Еще — собирали налоги да страховки с крестьянских дворов. Но никакой оголтелой агитации не наблюдалось.

И коллективизация прошла спокойно. Не так, как, скажем, на Дону, Кубани, Украине, в черноземных областях России. Организовали колхозы — на этом вся просветительская работа среди населения поймы и закончилась. Фанатики-агитаторы к нам не приезжали.

Школы были только в больших сёлах. Да и там интеллигенции было раз, два — и обчелся: кроме учителей-одиночек никакой тебе интеллигенции. А уж среди жителей наших отдалённых пойменских деревень и тем паче её не наблюдалось.

За двадцать лет жизни в пойме на моей памяти был лишь один случай, когда в середине тридцатых годов к нам на хутор, то бишь в колхоз имени Рылеева, пришёл молодой человек и читал перед собравшимися мужиками и бабами лекцию. От него впервые услышал выражение «деградация в сельском хозяйстве». Что это за слово такое — «деградация», никто не понял. Его значение узнал я много лет спустя. Но слово это тогда крепко запомнил.

А лектора того я знал. То был Борис Алексеевич Рыбаков. Тогда просто Борис, молодой человек. Он жил в моей родной деревне Новинка-Скородумово, а учился в Борисоглебском техникуме. То ли по своей доброй воле, а может, по поручению комсомольской организации пришёл тогда Борис Рыбаков к нам на хутор с лекцией, выступал перед собравшимися колхозниками. Ему задавали много вопросов. Он, по молодости, смущался и краснел. Но говорил бойко, задорно.

Борис Рыбаков прожил нелёгкую жизнь. В Великую Отечественную воевал в чине майора. В первый же год был ранен, попал в плен. Много там хватил мучений, но по случайности остался живым. Сразу после войны его исключили из партии, сняли с него награду, лишили воинского звания, хорошо хоть не посадили.

Возвращаясь к вопросам просвещения междуреченцев, скажу наверняка, что влияние на умы тамошних людей исстари имели только попы да дьячки, а вовсе не интеллигенты, знающие о мире и законах его развития по Дарвину и Марксу. Поэтому в укладе жизни, в обычаях, мировоззрении поймичей крепко сидело всё старое, веками укоренившиеся традиции и образ мыслей. Шумных застолий по поводу дней рождений домочадцев, родни, празднований новоселий — этого не водилось. Такие даты и события за праздники не считались. Не праздновали «серебряные», «золотые» и прочие свадьбы. Рождество, Масленица, Пасха — церковные праздники отмечались издревле, обязательно.

Гостеприимство среди молого-шекснинцев было нормой жизни. Приходи, бывало, в праздники в любую мологскую избу кто угодно, хоть беглый с виселицы, хоть заблудившийся богатый купец, хотя потом какой коммунист, — любого обязательно накормят, напоят и спать уложат. Так, к слову, бывало не только в праздники, но и в будние дни. Незнакомца, зашедшего в избу, первым делом обязательно спросят: не голоден ли он, чем ему можно помочь, чем его ублаготоворить?

Убранство праздничного стола у молого-шекснинцев было по теперешним понятиям очень скромное, не было у пойми-чей искрящихся хрустальных фужеров, ваз, не было золочёных и посеребрённых подстаканников, не блистали позолотой да загогульками тарелки. Ели мологжане и шекснинцы из глиняной посуды, брали еду из объёмистых сковороден, противней, глиняных горшков. Да зато в той простой крестьянской посуде всегда было и мяса, и рыбы, и всякой овощи, и всякого печива вдосталь. И очень вкусно готовили. И хватало всем.