– А вы, сеньора, одинаковы и вблизи, и вдали, – отвечала я. – И я бы не смогла от вас ничего скрыть, поскольку ваша одежда и весь ваш облик свидетельствуют о горе, а к нему я давно привыкла. И так как я с трудом могу скрыть ту власть, которую приобрели надо мною мои бесконечные беды, я не только умоляю вас выслушать меня – я должна вас благодарить за то, что вы хотите что-то знать обо мне, ибо мне надо кому-нибудь открыть свою душу.
– Да, – сказала она, – таким образом не только вы окажетесь у меня в долгу как у слушательницы, но и я буду у вас в долгу как у рассказчицы. А вы мне так по душе, что я буду только рада стать вашей должницей.
Итак, чтобы удовлетворить ее просьбу, я начала:
– Перед вами девушка, которая живет на этих берегах сов сем недавно и проживет недолго. Я родилась в другом краю. И воспитывалась в другой, многолюдной земле, откуда вынуждена была бежать в эти пустынные места, обитель моих бед. Так я попала в эту долину, где, как видите, струятся прозрачные воды, шумят тенистые кроны деревьев, растут в свое удовольствие зеленые травы и цветы, резвятся веселые пташки. И все здесь так близко мне, что каждый раз, когда солнце встает над землей, я прихожу сюда. И никого до сих пор здесь не встречала. Привязанность к этой долине и ее окрестностям заставляет меня возвращаться сюда. Вы прекрасны, а я уже утратила былую красоту. А раз у меня нет оружия, чтобы наступать, то мне не от кого и защищаться. Теперь уже я могу идти куда угодно, не боясь ничего и не тревожась ни о чем, кроме своих бед, которые, куда бы я ни пошла, всегда со мной. Вот только что я была здесь одна и смотрела, как скала преграждает путь речному течению. Вдруг я увидела, как на ветке над моей головой уселся нежно поющий соловей. Иногда казалось, что другой соловей вторит ему издалека. Пение было в разгаре, когда он, мертвый, упал в воду, и течение подхватило его так быстро, что я не успела ничего сделать. Это причинило мне страшную боль, мне живо припомнились все мои былые злоключения, приведшие меня туда, откуда уже нет возврата.
При этих словах глаза мои наполнились слезами, и я поспешила закрыть их руками.
– …Вот чем я занималась перед вашим приходом. Я плакала, и буду плакать еще не раз, и вся жизнь моя проходит в этом: я либо плачу, либо собираюсь плакать.
Ответив, я помедлила, не зная, как спросить о ее собственных бедах, и особенно о причине ее слез и о сыне.
Она, возможно, подумала, что мне это было неинтересно, и сказала:
– Из ваших слов, сеньора, ясно, что вы издалека и здесь недавно, поэтому вы и удивляетесь тому, что происходит на этих берегах. Об этом много говорят повсюду в округе. Здесь было немало происшествий. Я помню, что в детстве мне еще отец рассказывал об этом, как о давно прошедшем. Я и сейчас мыслями возвращаюсь к тем великим бедам. И хотя чужую боль трудно сравнить со своею, но несчастье легче перенести, когда знаешь, что оно преследует не только тебя, притом без причины и наперекор рассудку. Я охотно расскажу вам о том, чего, как мне кажется, вы еще не слыхали, ведь, насколько я понимаю, вас, как вы сказали, волнуют беды и горести.
– Солнце, – отвечала я, – стоит высоко. И мне бы очень хотелось услышать вашу историю, ибо мне интересно с вами и приятно знать, что я недаром нашла прибежище в этой земле, которая больше привыкла к печали, чем к радости. Я хотела, сеньора, спросить вас еще кое о чем, но спрошу потом, на все еще хватит времени, несмотря на то, что если ваша история полна печали, то дня для нее будет мало, ведь печаль не может длиться только день.
– Дни сейчас велики, – сказала она. – Да и если бы они были коротки, я бы успела вам все рассказать, отплатив вам за вашу повесть. Но с чего мне начать: с моей истории или с бед, постигнувших эту землю?
– Если вы после стольких лет все еще вспоминаете о бедах, постигнувших эту землю, – отвечала я, – значит, они не столь незначительны, что я не имела бы желания о них узнать. Хотя стоит мне сказать, что я чего-то хочу, как мое желание оказывается невыполнимым. Однако не подумайте, что я не хочу вас выслушать. Это могло бы быть, если бы ваша история не была полна печали, для которой, как я думаю, дня будет мало и надо спешить. Так что начинайте, госпожа моя, начинайте. Раз это грустная история, проведем время, как нам обеим суждено, в печали.
Глава III
О том, как дама рассказывает девице о своем приезде в эти края
– О горе мне, – начала она, – чтобы еще больше растравить душу, я вспоминаю о чужих несчастьях, будто мне не хватает своих собственных, а ведь их было столько, что я сама удивляюсь, как мне удалось столько вынести!
Я не случайно показалась вам грустной как вблизи, так и издали, а если бы вы узнали подробности моих несчастий, то сочли бы, что мне надо быть еще печальней. Но длительная боль, которую мне приходится переносить, сжалилась над моим телом, и оно постепенно свыклось с нею.