И я, сеньора, была молодой и, как вы, сама того не желая, обвиняла в своих страданиях другого человека. И то, что я никогда не искала причины своих злоключений в себе самой, а всегда стремилась найти ее вовне, стоило мне долгих душевных мук и многих иллюзий… Но есть в любви, как и в других непостижимых для рассудка вещах, нечто такое, что самое горькое страдание благодаря ей переносится так же легко, как счастье.
И при этих словах она отвела от меня взгляд, словно хотела показать, что не вмешивается в то, что мне бы хотелось скрыть.
Мне показалось невежливым таить от столь умудренной годами и печальным опытом женщины, открывшей мне свою душу, хотя бы часть своих огорчений, да я и раньше хотела поведать ей о них. Поэтому я сказала:
– Думайте обо мне, сеньора, все, что вам угодно, мне кажется, что вы настолько несчастны, что сможете наилучшим образом понять всю правду моей жизни, ведь вся она – это сплошное горе!
– Вы правы, что хотите рассказать мне о себе, – отвечала она, – ибо сама я не осмеливалась вас расспрашивать, хотя уже к вам и привязалась. Но раз это грустная история, давайте отложим ее на время и вернемся к моему повествованию. Когда я окончу его, пусть наши печали берут над нами власть – они, как и радости, любят, когда о них рассказывают.
Глава XVIII
О том, как няня рассказала Аонии о песне Бимардера
Мы остановились на том, что, как я сказала, мой отец помнил песню Бимардера, которую услыхала няня. Вот как это было.
Все было тихо. Надвигались сумерки. Пастух с флейтой расположился на берегу этого потока и смотрел вдаль на другой берег, откуда его случайно и увидела няня.
Он тихонько наигрывал что-то на флейте, словно только для себя. И так увлекся этим, что не заметил, как все его стадо бросилось к реке, спасаясь от мух. Пробежав мимо пастуха, коровы по грудь зашли в воду.
Тогда он перестал играть и как бы на минуту задумался и, продолжая держать флейту в руках, словно перенесся мыслями куда-то далеко. Няня посмотрела на него и хотела ему сказать, чтобы он продолжал играть, так как у него это получалось хорошо. Но едва она собралась это сделать, как раздались нежные напевы флейты, и няня решила их послушать. Они показались ей очень грустными и слишком замысловатыми для пастуха, и она вся превратилась в слух. Поиграв какое-то время, он начал напевать:
Глава XIX
О том, как няня рассказывает Аонии о занятиях пастуха, певшего песню