История монгольских завоеваний. Великая империя кочевников от основания до упадка

Абака завещал трон своему сыну Аргуну, но претензии последнего были оспорены его дядей Тагударом (Тегудером), который был воспитан матерью-несторианкой и крещен Николаем в честь правящего папы, еще ребенком признал веру Мухаммеда. Ловко применяя то силу, то хитрость, он отобрал трон у племянника и немедленно объявил о своей приверженности исламу, принял мусульманское имя Ахмед и титул султана. Эта весьма драматическая революция сопровождалась многочисленными рисками. С одной стороны, новый правитель мог рассчитывать на благодарность и преданность мусульманских подданных. Режим иль-ханов оказался бы установленным на более прочном фундаменте, а мамлюки, таким образом, лишались возможности выставлять себя защитниками ислама против тиранов-язычников, убивших халифа. С другой стороны, монгольский правящий класс в целом разделял антимусульманские настроения Хулагу и Абаки, и его отношение, равно как и верность армии, могло подвергнуться слишком тяжелому испытанию таким радикальным изменением политик. А Аргун получал возможность выступить кандидатом от монгольской партии и защитником Ясы. Судьба Ахмеда зависела по большей части от результатов его внешней политики. Он отправил посольство в Каир, чтобы сообщить о своем принятии ислама и потребовать мира, но Келаун дал осторожный уклончивый ответ, несомненно обоснованно сомневаясь в стабильности трона Ахмеда и подозревая, что монгольская знать не пожелает вложить мечи в ножны. На самом деле началась гражданская война. Аргун выступил из своей провинции Хорасан в Ирак Аджами, и, хотя его мятеж поначалу был остановлен, взбунтовались командиры Ахмеда; Аргун объявил смертный приговор своему дяде и взошел на трон. Это было в августе 1284 года.

Правление Аргуна (1284=1291) стало возвращением к пробуддистским и прохристианским настроениям его отца и деда, а мусульмане, снова лишившись власти и благосклонности, стали горько жаловаться на репрессии, более жестокие, чем при Абаке. Новый суверен был не самым одаренным человеком. У него были явно преувеличенные идеи о богатстве своего государства, и он никак не мог понять, почему доходы не текут полноводной рекой в его казну. Высокопоставленные монголы были преступниками по своей природе. Покоренные земли, по их мнению, существовали только для того, чтобы извлекать из них доходы, и они постоянно вымогали средства у крестьян, ремесленников и купцов. Задача сахиб-дивана (министра финансов) была и вовсе незавидной. Если он желал угодить хану, остановив разграбление государства и увеличив его доходы, он навлекал на себя ненависть расхитителей, а если он не возражал против злоупотреблений, которые снижали доходы, он вызывал недовольство принца и подвергал опасности свою жизнь. Только один визирь ильханов умер своей смертью. Самым способным и наименее удачливым был еврей-лекарь, которого возвысил Аргун в 1288 году, дав ему титул Сад ад-Даула – «счастье государства». Он был проницательным администратором, знал монгольский и тюркские языки. Ад-Даула остановил разбазаривание общественных фондов, прекратил незаконные вымогательства, подчинил монгольский военный режим постоянному гражданскому правительству и обеспечил для мусульманских граждан суд по Корану, а не по монгольским обычаям. Тем не менее ни одна из этих реформ не защитила его от народного гнева. Монгольские военачальники и знать ненавидели его за вмешательство в их дела, пуристы жаловались, что он назначает своих родственников и друзей на выгодные посты, а благочестивые мусульмане, которым не нравилось, что ими руководит еврей, обвинили его в заговоре против ислама, который включал переделку мечети в Мекке в буддистский храм. Народная ненависть к Саду ад-Даула отражена в пасквилях и памфлетах, собранных Вассафом, продолжившим историю Джувейни, но совсем другим, напыщенным стилем.