История науки о языке

Занимаясь по преимуществу собственно грамматической проблематикой, александрийские ученые, как и их коллеги в других эллинистических центрах греческой образованности (например, Пергаме и на острове Родос), обращались и к философскому осмыслению языка. И здесь основным объектом их внимания стал вопрос о том, существует ли в языке какая-либо закономерность (аналогия) или же все зависит от «капризов употребления», часто не совпадающих с общими правилами (аномалия).

Представители стоической философии, сформулировавшие эту проблему, считали, что господствует в языке именно закрепленная употреблением аномалия. Во II в. н. э. принадлежавший к ним Секст Эмпирик, сравнивая грамматиков с людьми, пытающимися в каком-нибудь городе ввести в обращение собственные монеты вместо общепризнанных, и утверждая, что их деятельность приводит к появлению двух разновидностей эллинской речи, имеющих между собой мало общего: навязываемой «аналогистами» и обычной, которую эллины используют в повседневном обиходе, – указывал, что само понятие об аналогии можно получить, только наблюдая речевой обиход, который тем самым признается единственным критерием, не нуждающимся ни в каком «грамматическом искусстве». Отсюда делается соответствующий вывод: правильно говорит тот, кто практиковался в эллинской речи путем общения с людьми, а не тот кто знает аналогию. Поэтому грамматика, предписывающая правила (т. е. носящая нормативный характер), практически бесполезна. Необходимо не определять какие-то общие правила, а установить, какого обихода следует придерживаться, общаясь с людьми разных местностей, профессии, образования и т. п., а также соображаться с темой разговора. Таким образом, «умело воздавая каждой обстановке то, что ей приличествует, мы, очевидно, будем говорить по-эллински безупречно».

«Аномализм» был свойствен и некоторым грамматистам. В этой связи называют главу Пергамской школы Кратеса из Малоса (II в. до н. э.), разделявшего позиции стоиков и подчеркивавшего, что устанавливаемые на основании аналогии правила наталкиваются на большое количество исключений.

Для позиций представителей Александрийской школы, признанным главой которой был упоминавшийся выше Аристарх Самофракийский (215–143 гг. до н. э.), напротив, было характерно убеждение в том, что язык обладает регулярным характером и, описывая формы и слова языка, необходимо, исходя из соответствующих принципов, указывать на случаи их неправильного употребления. Понятно поэтому, что, при всех заслугах стоиков в области изучения языка, именно с александрийской традицией оказалось связанным создание систематических грамматик, о которых речь шла выше (хотя рядом с регулярными грамматическими правилами – «аналогиями» в них отмечались и разного рода исключения из них – «аномалии»)[6].

Языкознание в Древнем Риме

Возникнув как небольшое поселение (по преданию, это произошло в 753 г. до н. э.), Рим постепенно превращался в мировую державу, подчиняя себе множество стран и народов. Уже первое соприкосновение с греческими колониями в Италии привело к началу процесса эллинизации римской культуры, который усилился к III в. до н. э., когда в орбиту римского влияния начали попадать государства эллинистического мира. Уже ко II в. до н. э. знание греческого языка и греческой литературы стало для большинства, претендовавших на образованность представителей римской знати, по существу, обязательным. Великий поэт Гораций писал в связи с этим:

Graecia capta ferecem victorem cepit et artes
Intulit agresti Latio…

(Побежденная Греция пленила своего дикого победителя и внесла искусства в сельский Лаций.)[7]