История Наврунга

Спокойная безмятежность мыслей атланта удивляла Амедея. Этот человек был на краю гибели, но он не был трусом. Попав в плен, он держался с таким достоинством, как если бы был послом на переговорах. В нем не было желания торговаться за свою жизнь, но не было и покорности. Удивительное сочетание нерушимой уверенности в грядущем и готовности принять судьбу с полным достоинством и непреклонным мужеством, – все это вызывало в Амедее невольное уважение к молодому атланту. Не было в нем спеси и гордыни, присущих шаммарам, не было и боязливой угодливости, присущей рабам. Таких Амедей еще не встречал.

Несколько минут спустя, встав рядом с Амедеем, Гьянг обратился к атланту на его языке:

– Ты знаешь меня?

Атлант, продолжая глядеть прямо перед собой, ответил ровно и без эмоций:

– Нет. Но я знаю, что ты – святой и чистый Гьянг. Таким знает тебя этот юноша.

– Ты прочел это в его мыслях?

– Да.

Гьянг весело рассмеялся и, обращаясь к Амедею, посоветовал:

– Друг мой, учись скрывать свои мысли от атлантов. Ты для них как открытая книга. Это полезно, когда имеешь дело с друзьями, но крайне не полезно, когда общаешься с врагами.

Амедей покраснел и уставился на траву под ногами, а Гьянг, не переставая улыбаться, вновь обратился к шаммару:

– А ты – Наврунг, второй пилот корабля, сын своего отца Тимлоа?!

Слова Гьянга звучали скорее утвердительно, чем вопросительно, но присущие ему мягкость и жизнерадостность не вызывали в атланте чувства униженности. Удивительно, но с ним, пленным шаммаром, этот арий разговаривал не как с врагом, а как с другом. Наврунг медленно перевел глаза на Гьянга:

– Ты знаешь.

Гьянг все так же искренно продолжал:

– А что, старик Тимлоа все еще лечит застарелый ревматизм акульим жиром и не хочет обращаться к Ракшасам?

Этот вопрос задел шаммара за живое, его взгляд приобрел осмысленность, он вперил удивленные глаза в лицо Гьянга, пытаясь одним только взглядом выведать, что тот знает о его родне. Отчеканивая каждое слово, он спросил:

– Откуда ты, чужеземец, знаешь это?

Заразительно рассмеявшись, Гьянг продолжил:

– Если бы старый Тимлоа добавлял в свои компрессы щепотку жгучего красного перца, он бы уже давно вылечился.

Удивлению Наврунга не было границ: этот человек не только не убил его, но даже советует, как его отцу излечиться от застарелой болезни… Правильно говорят люди, что если на одну чашу весов положить всю ненависть Ракшасов, а на другую – все сострадание ариев, то чаша ариев окажется гораздо тяжелее. И не потому, что ненависть Ракшасов слаба, нет: она, как старое вино, с каждым годом все крепче; но сердце ариев, как бездонные глубины океана, безмерно больше любых человеческих чувств. Они могут простить все. И прощают, если видят тому причину.

В то утро атлант впервые в жизни почувствовал в своем сердце теплоту благодарности к этому смеющемуся человеку, и теплота этого чувства вызвала в Наврунге больше удивления, чем его неожиданное спасение от смерти. В то утро Гьянг приобрел большого друга в лице этого отважного и невозмутимого пилота черного вимана, превратившегося из символа страха в символ бесстрашия.

* * *

Атлант приложил руку к сердцу:

– Я знал, что Сыны Света сострадательны и чисты, как небесные высоты, и стоило попасть в плен, чтобы убедиться в этом. Я рад нашей встрече, Сын Солнца.

Гьянг пытливо посмотрел ему в глаза:

– Насколько ты решил идти до конца, верный сын своих родителей?

Амедей с удивлением смотрел на них обоих, переводя взгляд с одного на другого. Он понимал, что сейчас происходит нечто очень важное и что не сказано гораздо больше, чем сказано, и это нечто несказанное прямо сейчас происходит у него на глазах, ток сердца одного встречается с током сердца другого. Это было невозможно понять, можно было лишь уловить легчайшую мелодию сердец, что-то говорящих друг другу, и рассудок был тут ни при чем.

– Я решил, и ты знаешь это решение так же, как тебе ведом ход солнца. Я понимаю твою силу, Гьянг, и она не такая, как у моего народа. Ты сердцем проникаешь туда, где рождаются мечты и воля, и тебе не надо магии, чтобы знать решения других, потому что ты сам уже давно все решил.

Помолчав, он добавил:

– Ты решил мою судьбу, когда свет твоего солнца коснулся моего сердца.

Гьянг выслушал его слова, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, и то, что слышал и понимал он, было ведомо лишь ему.

– Да будет так. Твое отважное сердце избрало, и я верю тебе. Отныне ты – друг в этом доме, отдыхай. Завтра мы держим путь в мою истинную обитель, я должен представить тебя моему Когану.

Атлант кивнул:

– Это – новая жизнь для меня. Позволь понять ее.