История Небесного дара

— Хорошо, что вы не говорите о «Счастье и изобилии»! Действительно, какой в этом смысл? Во время болезни я многое передумал и понял, что у меня нет никаких способностей. Я ни к чему не относился серьезно и богател только благодаря удаче. Потом решил стать серьезнее, а тут такой казус. Причин этого я не понимаю и не хочу понимать. Зачем, когда я уже состарился?

Но хотя он и притворялся беспечным, никто не верил ему. Тем более что, когда он снова начал выходить по делам, он всегда избегал того квартала, где находилось пожарище. Он шел, опираясь на палку, и разговаривал сам с собой, а его седая борода поднималась и опускалась, как белая бабочка. Потом выяснилось, что в такие минуты он вспоминал «Счастье и изобилие».

Когда отец снова начал трудиться, Небесный дар успокоился и тоже нашел себе занятие. Он вступил в «Юньчэнское общество» — поэтический союз, давным-давно созданный городскими грамотеями, служившими на разных чиновничьих постах. На воротах почти всех ведущих членов общества красовались таблички с надписями «бакалавр», «магистр» и прочее. Проходя мимо уездного управления, эти ученые мужи звонко и гордо откашливались, а возле торговой палаты презрительно плевались. Волосы они отпускали очень длинные, чтобы можно было сразу заплести их в косу, если вдруг восстановят систему государственных экзаменов[30]. Юность и старость они, как правило, проводили в Юньчэне, а зрелые годы — в других провинциях, где зарабатывали деньги и иногда даже удостаивались видеть императора (позднее — президента). С местными жителями они почти не общались, считая их «картофелинами». У Небесного дара не было бы ни малейших шансов попасть в «Юньчэнское общество», если бы его не рекомендовал один бывший однокашник, который сказал, что он почтительный сын, поэт, человек очень начитанный и, хотя происходит от торговца, начисто лишен торгового духа.

Звали этого однокашника Ди Вэньшань. Ему, как и Небесному дару, было всего около двадцати лет, но он уже ходил сгорбившись и важно покашливая, поскольку «Юньчэнское общество» особенно ценило старость. Ценило оно также сыновнюю почтительность, монархизм и поэтический талант, поэтому скрепя сердце и приняло Небесного дара в свои ряды. Общество заседало первого и пятнадцатого числа каждого месяца по лунному календарю, поскольку солнечного календаря не признавало[31].

Заседания происходили по очереди в доме каждого члена; на них занимались сочинением стихов, поэтическими играми, разгадывали старинные загадки на фонарях, а иногда баловались и восьмичленными сочинениями[32]. Для Небесного дара здесь открылся новый, очень интересный мир.

Все члены «Юньчэнского общества» были людьми зажиточными, но в своих стихах постоянно грустили и обожали такие слова, как «тоска», «беспокойство», «печаль», «страдание». Устремив глаза к потолку, они долго сидели, курили сигареты и «творили». «Творили» они все что угодно и грустили тоже о чем угодно.

Когда Небесный дар пришел к ним на заседание в первый раз, они сочиняли стихи о персиковых цветах. Подражая им, он устремил глаза к потолку, но персиковые цветы перед ним не появлялись, да он и не любил их. Ученые мужи моргали, мотали головами, однако не могли сочинить ни слова. Это показалось ему забавным, он начал фантазировать, грустить и вскоре выгрустил:

Весенний дождь несет в себе множество чувств,
Грусть наслаивается на грусть.
Под Мостом ста цветов тихо журчит вода.
Чье это лицо алеет, как ожидалось?
Персиковое облако закрывает собой крохотную башню.

Небесный дар и сам понимал, что это стихотворение не имеет особого смысла — он просто намычал его, пока мотал головой. Если бы он мычал подольше, то и грусти получилось бы побольше, но он уже был не в силах мотать головой, потому что голова закружилась.

Едва он начал читать свое стихотворение вслух, как понял, что это победа. Все члены общества, до того почти не смотревшие на него, увидели в нем молодое дарование, которое они выдвинули собственными руками. Он уверовал, что его творение действительно интересно, и вновь пожалел, что недостаточно мотал головой. Особенно понравились «старикам» слова «грусть наслаивается на грусть». Один из них тоже сумел сочинить грустную строку, но гораздо слабее:

У текущей воды и персиковых цветов ласточки грустят.

Тем не менее все закрыли глаза, долго думали, а потом разом воскликнули:

— И это стихотворение очень глубоко! Старый автор вновь задумался:

— А кто скажет, что нет?

Небесный дар тоже закрыл глаза. Пожалуй, на самом деле глубокое стихотворение, если ласточки действительно умеют грустить.