История - нескончаемый спор

Иногда такие, казалось бы противоположные, точки зрения высказывает один и тот же историк. Сошлюсь на авторитетный пример. Жак Ле 1офф в своей книге «Цивилизация средневекового Запада» (1965) ограничивает ее периодом первой половины II тысячелетия, указывая, правда, на некоторые ее предпосылки, наметившиеся в более раннее время. И тот же Ле Гофф в статьях, опубликованных 10–15 лет назад, следуя учению Броделя о «времени чрезвычайно большой длительности», говорит, что как раз Средневековье и представляло собой период чрезвычайной продолжительности: с его точки зрения, оно начинается чуть ли не в III в. А когда кончается? Не в XIV в., не в XV и даже не в XVI в. — Ле Гофф утверждает, что это «чрезвычайно длительное время» завершается в конце XVIII или даже в начале XIX столетия. Тут есть определенное противоречие, но сам Ле Гофф прекрасно сознает его смысл. Он исходит из следующего. Говоря о «чрезвычайно долгом Средневековье», он делает упор на культуру, на историю ментальностей и обнаруживает, что в толще европейского населения — не столько в просвещенных дворянских и буржуазных кругах, сколько в толще народа, который, может быть, и не имел прямого доступа к научному и художественному творчеству, запечатленному в памятниках, — средневековые традиции, привычки, сознание, верования и суеверия сохраняются вплоть до конца XVIII — начала XIX в.

Все зависит от того, какие критерии мы кладем в основу периодизации — социально-экономические изменения, революционную смену общественных укладов или что-либо иное. В свое время марксистские историки доводили Средневековье вплоть до Великой французской революции, затем эта грань была отодвинута в глубь времен — до кануна английской революции середины XVII в., сейчас, по-видимому, мы склонны завершать его еще раньше — Реформацией и Великими географическими открытиями. Идеологические установки, связанные с тем, под каким углом зрения мы рассматриваем историю, оказываются решающими для того, чтобы строить какую-либо периодизацию.

Мы должны четко сознавать, что периодизация истории не дана нам свыше. Если мы действительно можем обнаружить определенные органически завершенные этапы и этапы, вновь открывающиеся, — благо нам. Но в целом нужно иметь в виду, что в вопросе о периодизации мы находимся на почве того, что немцы называют Begriffsgeschichte. Это история понятий, которые формируются историками или воспринимаются ими для руководства и налагаются на непрерывно продолжающийся исторический процесс — для того, чтобы его расчленить, выделить определенные сюжеты для изучения и придать им специфические характеристики.

Следовало бы рассмотреть проблему периодизации и в свете теории Броделя о множественности временных ритмов. По-видимому, единая периодизация невозможна, причем в разных отраслях знания — в истории искусства, в истории науки, в истории литературы, в социально-экономической, политической истории, — периодизации не могут не быть разными. Для того чтобы понять внутреннюю структуру изучаемого периода, его сложность и противоречивость, необходимо, вероятно, вычленить разные потоки исторического процесса. Эти и многие другие вопросы, связанные с парадоксами периодизации, мы и собрались обсудить, и я думаю, что рассмотрение отдельных аспектов этой проблемы могло бы принести несомненную пользу.

РАЗГОВОР ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРОДОЛЖЕН

Как мне кажется, наша дискуссия наглядно продемонстрировала, что периодизация истории представляет собой своего рода парадокс: с одной стороны, мы — как историки-профессионалы, так и все, думающие об истории и пытающиеся в ней ориентироваться, — не можем обойтись без ее расчленения на эпохи, периоды и иные отрезки, наполненные определенным смыслом; с другой же стороны, едва ли можно уклониться от вывода, что подобное расчленение произвольно в том отношении, что оно зависит от нашей мысли, от принципов и предпосылок, с которыми мы подходим к историческому процессу. Поэтому естественно, что, в зависимости от того, в каком ракурсе мы этот процесс рассматриваем и какую проблему изучаем, периодизация меняется, и в качестве вех, разделяющих периоды, выдвигаются разные события и моменты.

Мне трудно примириться с идеей, согласно которой история сама по себе, безотносительно к познающим ее субъектам, делится на эпохи и безусловно выделяемые отрезки. Впечатление о том, что она объективно распадается на периоды, обусловлено традицией, переходящей из поколения в поколение, затвердевшими привычками сознания, в основе которых лежит неодолимая потребность в упорядочении хода времени. Созданные человеческим сознанием классификации обретают самостоятельное существование и принимаются нами в виде непреложных констант. В этой связи не могу не отметить, что мне внушают серьезное сомнение всякого рода «измы», поскольку они сплошь и рядом порождаются тенденцией придать самостоятельное существование продуктам нашего сознания.