История Нины Б.

Я молча пожал плечами.

К нам подошел Бруммер. Ветер швырял осенние листья на отглаженные стрелки его брюк. Он продолжал что-то насвистывать. Подойдя вплотную ко мне, он остановился и стал свистеть мне прямо в лицо. Это продолжалось довольно долго, потом он сказал:

— Домой.

— Но ведь вы же хотели…

— Вы что, не слышали, что я сказал? Домой!

Мы немного поиграли в игру, которую называют «гляделки» — кто сможет дольше не отвести взгляда, — я проиграл и захлопнул за ним дверцу машины.

Я сел за руль и увидел в зеркале широко открытые глаза Нины, затем, посмотрев в сторону, — полные трагизма глаза Пауля. При этом я подумал: «Сколько же я уже натворил, многовато для первого раза». Потом я увидел в зеркале Юлиуса Бруммера, и его вид опять меня взбодрил. Ибо Бруммер уже ничего не насвистывал, не шумел и больше не улыбался. Он сидел бледный и смятенный и уже боялся, правда пока не знал чего. Но скоро он должен это узнать.

8

— Будьте наготове, — сказал Бруммер. Он вышел из машины и направился в сторону виллы, но, сделав пару шагов, обернулся и приказала жене: — Ну иди же, иди!

Нина остановилась рядом со мной и уставилась на меня так, будто видит впервые. Поникнув, она послушно последовала за своим мужем.

Я смотрел им вслед до тех пор, пока они не исчезли из виду, а затем направился в свою комнату, достал бутылку коньяка и сделал отменный глоток, всего один глоток. Я сел у окна и стал ждать. Через полчаса пришел доктор Хильмар Цорн. Я увидел, как они с Бруммером прохаживались по берегу озера. На маленьком адвокате был светло-синий костюм. Его белесые волосы отсвечивали под неяркими лучами осеннего солнца. Время от времени Бруммер останавливался и яростно жестикулировал. Цорн старался его успокоить. Так они прохаживались взад и вперед по берегу озера, ступая по опавшей пестрой листве и уже увядающей траве. Затем они неожиданно сели в машину Цорна и куда-то уехали.

Спустя час у меня зазвонил телефон. Это была Мила:

— Все готово, господин Хольден.

— Сейчас иду.

На кухне старая повариха накрыла стол на нас двоих. Когда я вошел, полуслепая собака начала скулить.

— Тихо, Пуппеле!

Но собака не успокаивалась. Она терлась о мои ноги, скулила и даже слабо лаяла. Собака скулила так, как будто чего-то боялась. В конце концов Мила прогнала ее в парк:

— Ты не даешь нам покоя, что с тобой случилось сегодня? — Она села рядом со мной. — Все мы начинаем здесь чего-то бояться. Напрасно я готовила сегодня для моей Нины: ей нездоровится, и она ничего не ест. И наш господин тоже, у него нет аппетита. Осталось только вам сказать, что и вам плохо!

— Нет, я хочу есть.

— Ну и слава богу, хоть один едок нашелся. Я приготовила клопсы по-кенигсбергски, положите себе побольше. — Она судорожно икнула. — У меня опять изжога. Видите ли, господин Хольден, это ужасное состояние, и как бы я ни любила свою Нину и как бы ни уважала нашего господина, но все эти треволнения в доме заставляют меня иногда подумать: хорошо бы наконец-то быть предоставленной самой себе. Мне не дает покоя базедова болезнь. Ведь здесь уже опять что-то случилось.

— С чего вы это взяли?

— Моя Нина плакала, а господин кричал. Мне они ничего не хотят говорить, и я знаю почему: чтобы я не волновалась. А я все равно очень волнуюсь! А вы что-нибудь знаете?

— Абсолютно ничего.

Мила продолжала вздыхать, глаза ее слезились от боли. Она отставила от себя тарелку:

— Глупо, но мне кажется, что я тоже ничего не могу есть. Господи, как же спокойно, как все мирно здесь было раньше!

Зазвонил телефон.

— Сидите, Мила, я подойду.

Я снял телефонную трубку и сквозь причитания Милы услышал в трубке его голос, этот властный, но в то же время напуганный голос:

— Зайдите ко мне в кабинет.

— Слушаюсь, господин Бруммер.

— Пусть будет так, — сказала Мила, — ваши клопсы вас подождут. Разве это жизнь? Уже нет никакой жизни, никакой!

Между кухней и холлом находился короткий коридор с двумя дверями. Если двери были закрыты, здесь образовывалось безоконное пространство. В тот момент, когда за мной закрылась кухонная дверь, я почувствовал запах духов Нины. В следующий момент она обвила меня руками и прижала свои губы к моим. Видеть ее я не мог, я только чувствовал, ощущал все ее тело. Она целовала меня с большой нежностью.

— Извини меня за вчерашнее, — прошептала она.

У меня было такое чувство, будто подо мной закачался пол. Это было глупо с ее стороны. Ведь в любой момент двери могли открыться. Могла войти Мила, или слуга, или одна из горничных, Бруммер, наконец. Любимый голос Нины раздался из темноты:

— Я так боюсь. Что здесь у нас происходит?

— Я не знаю.

— Когда я тебя увижу?

— Завтра в три у нашего кораблика.

— Я приду…

В тот же момент она выскользнула из моих рук. Дверь на кухню отворилась и захлопнулась. Я оказался один в темноте. Запах, ее прекрасный запах остался со мной.

Я вошел в холл, посмотрелся в круглое зеркало и вытер с губ следы губной помады. Затем я направился в сторону кабинета Бруммера, постучал в дверь и отворил ее. В кабинете я увидел Бруммера, Цорна и еще шестерых незнакомых мужчин.

9