Захват нижневолжской столицы и увод народа привел в ярость верхушку Ногайской Орды. Так же как когда-то после похода Менгли-Гирея 1509 г. и полонения им ногайских улусов, было решено идти на Крым — видимо, не для возмездия за разгром города, а ради возвращения астраханцев. Командовать двенадцатитысячным войском поручили мирзе Али б. Юсуфу (Précis 1833, р. З67)[190]
. В бою с сорока тысячами крымцев у Перекопа ногаи не смогли выстоять против артиллерийских залпов. С небольшим отрядом мирза бежал, бросив раненых и убитых соратников на поле боя. Многие попали в плен и подверглись жестоким истязаниям. У въезда на Перекопские укрепления хан соорудил две башни из отрубленных голов (Gökbilgin 1973, р. 29; Tarih 1973, р. 240–246). Х. Иналджык полагает, что конфликт этот произошел в 1546 или 1547 г. (Inalcik 1980а, р. 458). А.М. Некрасов относит его к началу 1547 г. (Некрасов 1990, с. 109). Имеется информация Реммал-Ходжи о том, что смерть казанского хана Сафа-Гирея (случившаяся, по русским источникам, в марте 1549 г.) наступила в 956/1549–50 г. — третьем году после так называемой Ногайской бойни (Трактовку крымским ханом его отношений с ногаями трудно назвать адекватной. «Коли есмя Астрахань взяли, — писал он в Москву, — ино нагаиские князи, Ших Мамай князь в головах, и все мирзы нам послушны учинились. Кого мы велим им воевать — и им того воевать, а на кого мы не велим им ходить — и на того не ходят. Так нам послушны и повинны учинились» (КК, д. 9, л. 57–57 об.). Эта оценка абсолютно расходилась с реальностью, что подметила еще Е.Н. Кушева, которая приписывала Шейх-Мамаю ряд мер, направленных против усиления крымского влияния и присутствия в Хаджи-Тархане: переговоры с Москвой о посажении там Дервиш-Али и о заключении шертного договора (Кушева 1950, с. 241–243; Кушева 1963, с. 187–189). Почему-то Е.Н. Кушева не обратила внимания на поход Али б. Юсуфа, который полностью опровергал высокомерные утверждения Сахиб-Гирея. Уже вскоре после взятия им Астрахани ногаи направили в Бахчисарай посла с резким заявлением, в котором, во-первых, обвиняли хана в напрасном разорении города, во-вторых, предъявляли свои права на днепровские степи («Буди тебе ведомо: Днепр… наш коч, твои татаровы по Непру не кочевали») (КК, д. 9, л. 53). Появление территориальных притязаний к Крымскому юрту со стороны заволжской Орды говорит о значительном уже в то время ногайском населении ханства; особенно увеличилось оно в результате переселения астраханских подданных в 1547 г. Еще более непримиримым стало отношение к Гирею после Ногайской бойни. На протяжении 1549 г. из степи шли вести, что «с крымским ногаи в великой недружбе», что мирзы возмущены жестокостью хана к пленным и намерены повторить поход, что старший сын Шейх-Мамая, Касим, принялся ловить на «украйнах» Руси мелкие крымские отряды и столь же зверски расправляться с ними (см., например: Посольские 1995, с. 291, 305). Ногайская Орда и Крымское ханство вновь стали смертельными врагами.