Правое крыло находилось ближе прочих ногайских владений к России, поэтому с его предводителем московское правительство общалось гораздо активнее, чем с вождем восточного крыла и даже с бием, понимая вес нурадина и его влияние на дела в Орде. Если для османского двора Исмаил был просто «мирзой, одним из ногайских беев», не заслуживающим персонального внимания «Блистающего Порога» (см.: Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, р. 219), то для русских к началу 1550-х годов он стал основным дипломатическим партнером среди мирз и потенциальным союзником. С ним — отдельно от Юсуфа — велись переговоры о планах военных кампаний, к нему направлялись московские послы высокого ранга для заключения особого (фактически сепаратного) соглашения о дружбе. А когда отношения Юсуфа с царем стали приобретать характер откровенной неприязни, Иван Васильевич известил нурадина, что отныне с бием «в дружбе быть не хотим», но при этом он соблюдает «крепкую дружбу» с Исмаилом (ИКС, д. 4, л. 57). Разница в отношении могущественного и богатого соседа к двум высшим правителям ногаев вносила дополнительный раскол между ними.
Их сотрудничество и без того осложнялось многими факторами, прежде всего внешнеполитическими. Получая щедрые подарки из Москвы, направляя туда табуны «продажных лошадей» и торговые караваны, нурадин желал как можно более прочных, частых и дружеских контактов с Россией. Юсуф, напротив, давно затаил злобу на царя за фактическое пленение его дочери Сююмбике с внуком Утемиш-Гиреем (к этому позже добавился и ее нелепый брак, по воле Ивана IV, с трусливым и уродливым Шах-Али — касимовским и бывшим казанским ханом). Обращения бия к царю становились все жестче, а отношение к России — все непримиримей. Последней каплей стали известия о подготовке царем большого похода на Казань в 1552 г. Бий объявил мобилизацию всего ногайского ополчения — и натолкнулся на противодействие Исмаила. Тот не стал собирать подведомственные войска правого крыла и не явился на съезд мирз, собиравшийся для обсуждения ведения войны, а брату объяснил, что хочет дождаться возвращения своего посла из Москвы для уяснения обстановки (ИКС, д. 4, л. 138, 148, 151 об.).
Неудивительно, что между бием и нурадином возникла «великая нелюбка», по выражению гонца Ж. Ордазеева (ИКС, д. 4, л. 101). Через год, уже после взятия русскими Казани, бий все-таки собрал огромную армию и двинулся на запад. Информаторы приводят три причины повторного отказа Исмаила от участия в походе. По словам одного, он заявил о своей лояльности к царю Ивану: «Мне… со царем и великим князем недружбы нет, я… с тобою не иду» (НКС, д. 4, л. 201). По словам другого, нурадин не присоединился к Юсуфу, сославшись на вести о приближении рати крымцев к ногайским владениям; а если, дескать, бий уведет все боеспособные силы на Русь, то одному «мне… против крымсково не ставити, а пойду… за Яик», оголив западную границу. Юсуф к этому будто бы прислушался и прекратил поход. Гонец, сообщивший эту версию, специально оговорил, что в данном случае нурадин дезинформировал своего государя: «А то он про крымсково вставил, дружечи царю и великому князю» (НКС, д. 4, л. 194). Третий гонец рассказал, будто Исмаил заявил Юсуфу: «Твои… люди ходят торговати в Бухару, а мои ходят к Москве. И топко мне завоеватца, и мне самому ходити нагу, а которые люди учнут мерети, и тем и саванов не будет» (НКС, д. 4, л. 191) (т. е. прекратится Доступ тканей из России). Действительно, в то самое время, когда но-гаи собирались во множестве обрушиться на Русь, в ее столицу направлялось мирное посольство Исмаила и других мирз правого крыла Из четырехсот человек с трехтысячным табуном (НКС, д. 4, л. 192, 192 об.). Наконец, сам он просто объяснил Ивану Васильевичу, что пришлось бить челом главе Ногайской Орды, отговаривать от войны, и тот прислушался к просьбам (НКС, д. 4, л. 198)[192]
. Так или иначе, Юсуф в самом деле распустил ополченцев по домам, и побудили его к этому, вероятно, не только «челобитья» брата, но и возобновившиеся набеги мирз, которые укрывались в Хорезме (см.: НКС, д. 4, л. 191 об.).Из приведенных выше объяснений «русофильства» Исмаила версия об экономической привязке к российскому импорту выглядит наиболее убедительной. Находясь в тесном экономическом взаимодействии с русскими, Исмаил предпочитал регулярные поставки необходимых товаров и сбыт лошадей — основного богатства кочевников — разовому и хлопотному обогащению в набегах. Эту политику разделяли и поддерживали его соратники и подчиненные — мирзы правого крыла. В 1553 г. старшие Кошумовичи явились к нурадину с вопросом, как им реагировать на объявленную Юсуфом повальную мобилизацию против Руси, отправляться ли им на войну. «Исмаил… им с Юсуфом ити не велел», и они послушались (НКС, д. 4, л. 194). В целом можно согласиться с трактовкой В.М. Жирмунским политической линии «партии Исмаила». Линия эта заключалась в дружбе с Москвой и привлечении московской помощи в астраханском вопросе[193]
.