В примирительном послании царю Федору Ивановичу Урус поведал о своем шертовании, о разрыве с Крымом и еще просил «свести» с Яика казаков и не строить после Самары новых городов на Волге. Он обещал разорвать отношения с султаном и крымским ханом, а с последним даже «воеватца», и еще посылать своих ополченцев по царским запросам в литовские походы (НКС, 1587 г., д. 1, л. 11; д. 2, л. 8, 9; д. 5, л. 15, 16). Царь выразил полное удовлетворение таким поворотом дел и обещал бию такое же «жалованье», какое направлялось в свое время Исмаилу (НКС, 1587 г., д. 5, л. 10). Уже в начале 1587 г. воевода Ф.И. Лобанов-Ростовский рапортовал Посольскому приказу, что бий с мирзами смирно кочует у Астрахани (НКС, 1587 г.,д. 1, л. 2,3).
Мурад-Гирей блестяще выполнил свое дипломатическое предназначение и оказался более не нужен царю и Посольскому приказу. В 1587 г. он внезапно скончался: по одним сведениям, отравленный русскими, по другим — крымцами (Соловьев 19896, с. 254; Татищев 1966, с. 284).
Одной из причин усмирения воинственных настроений ногайского предводителя была резкая активизация волжских казаков в степях. Отношения Больших Ногаев с вольным казачеством постоянно ухудшались. Казачьи общины и ватаги на Волге становились все многолюднее и агрессивнее. Казаки угоняли из улусов лошадей и грабили население. Мирзы жаловались на волжан в Москву, считая их царскими подданными. Посольский приказ от имени государя отписывал «в Нагаи» о мерах, предпринимаемых против грабителей, и заверял, что эти разбойники никому, в том числе и царю, не подчиняются (см., например: БГК, д. 137, л. 366 об.; НКС, д. 8, л. 384 об., 390 об., 391).
Вместе с тем вскоре, в начале 1580-х годов, выяснилось, что правительство все-таки способно воздействовать на казаков. На них возлагалась задача стоять на переправах и помогать послам и гонцам с востока (прежде всего из Большой Ногайской Орды) перебираться на правый берег и обратно. На этот счет атаманам была послана грамота Ивана IV от 5 марта 1581 г. (НКС, д. 9, л. 330 об.–331 об.). Я не располагаю точными сведениями, собиралась ли Москва как-нибудь вознаграждать казаков за эту службу, но некоторые караваны действительно пересекали Волгу при их помощи и на их судах.
Однако нередко перевозчики не гнушались грабежом посольств или не защищали их от грабителей, налетавших из степи. Ногаи возмущались, правительство, как всегда, обещало разобраться и «свести с Волги» виновных, но до поры до времени воздерживалось от массовых карательных мероприятий: непричастных к разбою казаков «за што сводить?» К тому же у русской стороны находились встречные претензии: волжане перевозят ногаев на противоположный берег «как своих», а те, очутившись на Крымской стороне, объединяются с азовцами и крымцами и нападают на «украйны» (см.: НКС, д. 9, л. 167 об., 173, 196 об., 266, 267 06.–268 об.; д. 10, л. 127 об., 128, 141 об., 142).
Как бы то ни было, из источников явствует, что вольница соглашалась следовать царским указаниям лишь в тех случаях, когда они сулили выгоду, обогащение. А раз так, то ясно, что запрет нападать на кочевые улусы не встречал поддержки (пока не учитываю двойную дипломатию Москвы и ее заинтересованность в военном ослаблении Больших Ногаев по время размолвки Уруса с царем). Грабежи продолжались, и в 1580–1581 гг. в них участвовал знаменитый впоследствии Ермак (НКС, д. 10, л. 110 об., 111; Преображенский 1984, с. 110). Обстановка, осложненная антироссийской политикой бия, накалялась. Кульминацией казацко-ногайского противостояния стал разгром стольного Сарайчука.
Известие о первом набеге на Сарайчук содержится в донесении из Крыма гонца И. Мясоедова от 24 марта 1576 г. В начале 1574 г. («в великие говейна лета 7082») ногайские послы явились в Бахчисарай и доложили хану: «Воевали… нас московские люди, Сарачик взяли и улусы воевали» (КК, д. 14, л. 256). 8 апреля 1576 г. Мухаммед-Гирею II доставили письмо от главы Малых Ногаев Гази б. Урака, где тот сообщал, будто бий Дин-Ахмед известил его о нападении на Ногайскую Орду казахского Хакк-Назар-хана, который «Сарачик взял и их (Больших Ногаев. —