В условиях чрезвычайной распыленности населения категория его подданства, принадлежности к Орде определялась не столько проживанием в определенной местности, сколько подчиненностью улуса какому-нибудь мирзе, т. е. выплатой ему податей (Алишев 19956, с. 23). В пограничных зонах иногда присутствовало «двоеданство» — например, сбор ясака в пользу казанско-татарских и ногайских властей одновременно (Исхаков 1985, с. 45, 46; Трепавлов 1997в, с. 14, 15). Как правило, там простиралась уже лесостепь, используемая не только кочевниками, но и оседлыми местными жителями. Часто кочевые владения «обрамлялись» нейтральными территориями, поскольку земледельцы стремились селиться подальше от опасных степных соседей (Егоров 1985, с. 31).
В принципе вопрос о границах Ногайской Орды может быть поставлен, хотя пределы кочевых владений оказывались более условными по сравнению с рубежами оседлых государств. Историки уже давно пытались наметить географические очертания державы ногаев, иногда чрезмерно расширяя их. Так, А.И.-М. Сикалиев убежден, что все степи от Днепра до Иртыша в XIV–XVI вв. были населены ногаями (правда, по его мнению, лишь «восточные ногайцы» оказались объединенными в собственную Орду) (Сикалиев 1980, с. 3, 4; Сикалиев 1994, с. 78). Но хотя в позднейшие времена ногайцы и утверждали в эпических сказаниях: «земля наша простиралась до реки Манан (Дунай. —
Наиболее сомнительна в этих версиях принадлежность ногаям территории к западу от Волги в XVI столетии. К данному вопросу мы еще вернемся, а пока заметим, что распределение кочевых пространств между Юртами было обусловлено, очевидно, не только географическими, но и историко-политическими факторами. Ю.Е. Варваровский высказал интересную точку зрения — будто контуры татарских государств и Ногайской Орды были «запрограммированы» еще в ходе золотоордынских смут 1360–1370-х годов, когда сформировались пять крупных образований, каждое со своей замкнутой хозяйственной системой: Мамаева Орда, Хорезм, владения Шибанидов, Кок-Орда и Поволжье (Варваровский 1994, с. 20, 22). Правда, ареал расселения позднейших ногаев не вписывается ни в одну из этих зон, занимая часть Кок-Орды и шибанидских земель. Тем не менее Мангытский юрт на Яике действительно можно рассматривать как реликт правого крыла Кок-Орды.
Встречаются авторы-«агностики», считающие, что в принципе невозможно определить очертания Мангытского юрта XV — начала XVI в., так как кочевья ногаев располагались вперемежку с узбекскими и большеордынскими (Иванов 1935, с. 25; Сыроечковский 1932, с. 203). Другие исследователи ограничиваются указанием на крайние, по их мнению, пределы Юрта — то ли между Яиком и Сырдарьей, то ли между Яиком и Волгой (Егоров 1993, с. 30; История 1993, с. 113; Устюгов 1974, с. 224). Т.И. Султанов считает, что в конце 1420-х годов Мангытский юрт и улус Шибанида Джумадук-хана разграничивала Эмба (Кляшторный, Султанов 1992, с. 217). Как бы то ни было, установить административно-территориальное деление Дешт-и Кипчака в то время весьма затруднительно. Гораздо больше определенности в историографии относительно контуров Ногайской Орды позднейшего периода.
Разброс мнений о ее границах сводится в литературе к следующим позициям.
Западная граница: Азовское море, долина Кубани, Кабарда (Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, р. 204; Bennigsen, Veinstein 1980, р. 49); Волга от Астрахани до впадения в нее Камы (Жирмунский 1974, с. 416; Кузеев, Моисеева 1987, с. 101) или Самары (Кочекаев 1975, с. 120; Кочекаев 1988, с. 29; Очерки 1953, с. 440; Сафаргалиев 1949а, с. 34); кроме того, порой уточняют, что между Ногайской Ордой и Астраханским ханством лежали рукава нижней Волги — Бузан или Ахтуба (Очерки 1953, с. 440; Сафаргалиев 1952, с. 35, 36; Сафаргалиев 1960, с. 267).
Северная граница: условная линия от Камы или Самары с ее притоком Кинелью до реки Белой (Кочекаев 1988, с. 28; Самарская 1993, с. 40; Сафаргалиев 1949а, с. 34; Сафаргалиев 1960, с. 224, 230; Худяков 1991, с. 19); абстрактная «граница великого леса» (Bennigsen, Lemercier-Quelquejay 1976, р. 204; Bennigsen, Veinstein 1980, р. 49); кроме того, отмечают, что после начала активной российской экспансии северные рубежи ногайских кочеваний смещались на юг по мере продвижения русских укрепленных линий все дальше в степь (Белокуров 1888, с. XXX, XXXI; Устюгов 1961, с. 6).