Это стало заметным при бие Саид-Ахмеде в 1530-х годах. Он то и дело порывался добиться от малолетнего великого князя Ивана IV признания себя то отцом
, то братом, а то и государем, пытаясь убедить того соблюдать идентичный церемониал приема послов в Кремле и Сарайчуке, претендуя на такие же поминки, что и крымский хан. И всякий раз получал отповедь на свои «неподобные речи»: «Нам государь един Бог, а братья нам турской салтан и иные цари»; «и тобе было так писати непригоже — чюжих поминков про-сити» (Посольские 1995, с. 94, 159, 193, 194, 205, 214).Соответственно и мирзы пытались держаться столь же высокомерно. В конце 1540-х годов на братство
с царем Иваном претендовали нурадин Исмаил, старшие мирзы Юнус б. Юсуф и Касим б. Шейх-Мамай. Посол последнего даже считал, будто обедать у царева брата, князя Юрия Васильевича, ему «невместно», и передавал тому требование обращаться к Касиму как к старшему брату (Посольские 1995, с. 238, 243, 282, 288, 310). Бий Юсуф и подавно мнил себя ровней (братом) русскому властителю (Посольские 1995, с. 247, 309).Вместе с тем с начала 1550-х годов в общении мангытских иерархов с царем появляется новый оттенок. Военная мощь его державы, распоряжение судьбами еще независимых, но уже запуганных им поволжских ханств поневоле принуждали степняков признавать больший политический вес и статус Ивана IV в системе послеордынских Юртов.
Поскольку в тюрко-монгольской государственной традиции того времени легитимный правитель Юрта мог происходить только из рода Чингисхана, Иван Васильевич (как и мангытские бии) не имел доступа к ханскому трону. Однако под воздействием новых политических реалий некоторые мирзы закрыли глаза на династическое несоответствие и льстиво стали называть его Чингисидом. В основном это были мирзы правого, поволжского крыла, ориентированного на торговлю с Казанью и Россией. Они как бы подсказывали царю путь к узаконению своего ранга среди тюркских ханств.
Белек-Пулад б. Хаджи-Мухаммед, 1551 г.: «Белек Булат мирза христьянскому государю Белому царю много много поклон… В той земле он ("Белый царь". — В.Т
.) сказываетца Чингисовым прямым сыном (т. е. потомком. — В.Т.) и прямым государем царем называетца. А в сеи земле яз Идигеевым сыном зовуся… Брат мои Дервиш царь к Чингимову сыну Белому царю, православному государю и жалостливому государю Белому князю в ноги ево пасти идем».Арслан б. Хаджи-Мухаммед, 1552 г.: «Ты Чинников сын
(т. е. Чингисов потомок. — В.Т.), а я Кошумов сын, и ныне б нам меж себя не дружбу оставите» (ИКС, д. 4, л. 90 об.–91, 126).Престиж Ивана IV неизмеримо вырос после завоевания им Казани и Астрахани. Ногаи прямо утверждали, что всегда «те оба Юрты бывали за великими цари», и, стало быть, присоединив их, став «царем Казанским, царем Астраханским», московский государь «свыше отца своего учинился» — превратился в истинно великого монарха. Теперь с еще большим основанием его могли причислять к наследникам и преемникам Чингисхана: «Великого Цингиз царев прямой род
счастливой государь еси… Похошь пожаловати — пожалуешь, а не похошь пожаловати — не пожалуешь» (НКС, д. 6, л. 224; д. 10, л. 87 об.), что означало признание абсолютной легитимности его управления бывшей поволжской территорией Золотой Орды[424].С конца 1540-х годов на второе место по влиянию, могуществу и должности после бия Юсуфа в Ногайской Орде выдвинулся нурадин Исмаил[425]
. Он чувствовал себя настолько влиятельным и авторитетным, что весной 1553 г. обратился к недавнему покорителю Казани как «к брату моему Белому царю», уравнивая того с собой (НКС, д. 4, л. 167). Затем, поразмыслив, решил еще больше возвысить себя. «Яз тебе леты старее, а ты сына моего моложе, — рассуждал Исмаил в грамоте, привезенной в Москву в октябре того же года. — И ты мне буди сын. Как будет годно отечеству и сыновству, учнем и делати» (НКС, д. 4, л. 198). Такого же взгляда он придерживался и после своего «вокняжения» в конце 1554 г., несмотря на то что Россия в его интригах выступала как тыл и, может быть, инициатор. Послания, адресованные «сыну моему Белому царю», шли в русскую столицу на протяжении 1555 и 1556 гг. Убежденные в превосходстве своего предводителя, сыновья и племянники Исмаила трактовали себя как братья царя Ивана (НКС, д. 4, л. 247 об., 303, 306, 307, 307 об., 353, 361, 362 об.).