История Ногайской Орды

На самом же деле впервые после 1557 г. готовность пребывать «в твоей воли и в холопстве» выразили в 1578 г. дети Дин-Ахмеда, Ураз-Мухаммед и Дин-Мухаммед (НКС, д. 8, л. 379), которые только что похоронили отца и собирали силы для борьбы с новым бием, У русом. Однако само по себе холопство (куллук[428]) не означало принятия каких-то обязательств. Ведь еще в 1508 г. мирза Мамай б. Муса предлагал военный союз Ивану III на условии, что тот будет рассматривать его как своего холопа и брата (Посольская 1984, с. 82). Ясно, что в первые годы XVI в. набирающая силы мангытская держава не помышляла о подданстве «неверному» московитянину. О сближении русской и ногайской трактовок холопства можно говорить, очевидно, лишь с начала 1630-х годов, когда в грамотах степных вельмож появились характерные для русских подданных уничижительные формы имен: «мурзишка», «князь Канайка» и т. п. (см., например: НКС, 1630 г., д. 3, л. 42; 1631 г., д. 1, л. 69).

После распада Ногайской Орды о шертях, когда-то заключенных ее прошлыми правителями, ногаи уже и не вспоминали. Всякий раз вопрос о подданстве России поднимался словно впервые. Показательна в этом отношении реакция мирз, кочевавших в Причерноморье, на Переяславскую раду 1654 г. Узнав об условиях присоединения Украины к России, они уже через месяц после Рады обратились к царю через Богдана Хмельницкого: «Пожаловал… ты, государь, велел… черкас (т. е. украинцев. — В.Т.)… под свою государеву высокую руку принять, и крест… тебе, государю, они, черкасы, целовали. И они… мирзы, с своими улусами тако ж хотят быть под твоею государевою высокою рукою в холопстве» (АМГ, т. 2, с. 365). Алексею Михайловичу было тогда не до ногаев, и очередного холопства не получилось. Но ясно, что ни царь, ни мирзы не считали остатки Ногайской Орды входящими в состав Московского государства.

Отличало ногаев от россиян и взятие заложников, что не практиковалось в отношениях с населением внутри страны. Правительство не желало отказываться от аманатства, т. е. не желало признавать кочевников россиянами. Это понимал кековат Джан-Мухаммед, когда настаивал: «И будет, государь, пожалуешь меня, холопа своего, назовешь прямым холопом (т. е. своим законным подданным. — В.Т.), и тебе бы, государь, пожаловать нас — в омонаты из нас в Астарахань имати не велеть» (ИКС, 1586 г., д. 3, л. 2). Но царь не «пожаловал», и взятие аманатов продолжалось. Ведь это было одним из немногих средств воздействия на ногаев.

Из-за неподсудности российским законам и неподчиненности воеводам правительство не могло применять к ногаям те средства насильственного воздействия, которые оно использовало против непокорных русских подданных. Помимо взятия заложников в Астрахань и Терский городок правительство могло грозить биям и мирзам лишением жалованья и небесными карами («Божий огненный меч убьет»), «наводить» на них волжских и донских казаков, задерживать в Москве ногайских послов и уменьшать им содержание. Лишь в XVII в. астраханские воеводы изредка сажали в свою тюрьму некоторых степных сановников, но обычно они содержались на Закладном дворе и в общем контексте ногайско-русских отношений рассматривались все-таки как аманаты, а не как преступники против монарха.

Вопрос о степени зависимости Ногайской Орды от Московского царства решается, видимо, следующим образом. До конца XVI в. обе стороны являлись союзницами, хотя начиная с середины 1550-х годов ногайская сторона стала расцениваться как младший партнер. С 1600 г. наступает несомненная вассальная зависимость бия Больших Ногаев от царя, поскольку глава Орды становился таковым по царскому указу и по разработанному русскими властями церемониалу. Более того, Иштерек и мирзы шертовали кроме прочего на том, что и «вперед князьям нагаиским садитесь на княженье, и кому быта нурадынством — по государеву… жалованью и повеленью в царского величества отчине Асторохани. А мимо царского величества жалованья и повеленья самим нам по своей воле на княженье и на нурадынство не выбирати и не сажати» (Акты 1914, с. 108; НКС, 1604 г., д. 1, л. 11).

Вместе с тем было бы неверно распространять эти нормы отношений на всю Ногайскую Орду (многие ее улусы тогда уже не подчинялись бию) и на весь последующий период. Со смертью каждого бия и царя шарт-наме требовали обновления, не говоря уже о периодических случаях нарушения и разрыва договоров. Но даже присутствие в подобных соглашениях явных признаков вассалитета и протектората (ограничение внешних сношений) не позволяет считать ногаев жителями Российского государства: с собственными воеводами и наместниками цари договоров не заключали.