В источниках нет единообразия относительно принадлежности мангытов к тому или иному крылу. Мангутские соратники Чингисхана занимали восточную (левую) сторону его кочевий, а в боях сражались на левом фланге войска; после образования империи они составили «тысячи» левого же крыла (Рашид-ад-Дин 19526, с. 272, 273; Erten-ü 1937, р. 136). В Улусе Джучи, как мы выяснили выше, мангыты сначала кочевали в Юго-Восточном Казахстане, т. е. в левом крыле государства, Кок-Орде. Сам Эдиге был «одним из главных эмиров левого крыла у хана Тохтамыша» (Ибн Арабшах 1887, с. 54). И именно к племенам левого крыла был направлен его призыв откочевать подальше от Тимура. Вместе с тем в Бухарском и Касимовском ханствах XVII в. мангытская знать занимала места справа от трона (Бартольд 1964в, с. 391, 395; Кадыр Али-бек 1854, с. 168), что может объясняться трансформацией джучидской государственности в позднем средневековье: уже в Узбекском ханстве XV в. мангыты состояли в правом крыле бывшей Кок-Орды (Ахмедов 1985, с. 39).
Левое крыло традиционно считалось более почетным. Но само по себе вхождение в него не могло давать каких-либо привилегий. Никакими преимуществами перед другими элями не пользовались поначалу и мангыты. Боплан писал о крымских ногаях: «Это племя менее благородно, чем крымские татары» (Боплан 1896, с. 329). Недостаточность их генеалогического «благородства» фиксировалась и на другом краю Дешт-и Кипчака — так, в киргизском эпосе «Манас» говорится: «Став соседями с мангулами, род ногайский стал презренным» (Кыдырбаева 1980, с. 176). Саид-Мухаммед Риза, отмечая происхождение Эдиге из «плохого поколения» (
Однако среди казахов потомки Эдиге слыли «белой костью» (
Происхождение рода от святого проповедника Ходжа-Ахмеда Ба-ба-Туклеса послужило обоснованием власти мангыто-ногайских биев (так называли беков и беклербеков в восточном Дешт-и Кипчаке). Традиция приписывает формулировку этой легитимности Нур ад-Дину. Когда он убил Тохтамыша и стал править его подданными, те принялись судачить: покойный хан доводился-де потомком Чингисхану, а Нур ад-Дин «не из этого племени». Новый властитель отозвался так: «Я от рождения верил и почитал единого Бога; сам Бог мне всюду покровительствовал; читал я много священных наших книг. А что я не из рода Чингиз-хана, то это меня ничуть не унижает, ибо я из племени славного турецкого богатыря Хочахмат Бабатукла». Народ, выслушав эту речь, успокоился (Ананьев 1900, с. 12)[73]
. Баба-Туклес считался потомком халифа Абу Бекра, и в мусульманском обществе Золотой Орды XV в. такое обоснование правления, судя по всему, показалось достаточным. В Ногайской Орде данная концепция стала официальной, и мирзы считали свои родословные от эпохи Мухаммеда и первых халифов. «Роспись мурзам ногайским, сколко в Малом Ногае мурз», составленная в августе 1638 г., гласит: «А роду нашему по нынешнои по [7] 146-й (т. е. 1637/38 г. —Едва ли следует безоговорочно доверять эпосу и приписывать разработку идеологической концепции воинственному интригану Нур ад-Дину, как это делал М.Г. Сафаргалиев (Сафаргалиев 1960, с. 228, 229)[74]
. Гораздо более правомерно отнести это ко времени и даже персоне Эдиге, который столкнулся с необходимостью узаконивания своей власти в державе Джучидов, своего господства над Джучидами. Не принадлежа к династической аристократии, беклербек вынужден был искать доводы в пользу своих преимуществ перед ней, а доказывать происхождение от халифа тысячелетней давности легче, чем претендовать на родство с Чингисханом[75]. Однако объявить себя потомком первого халифа было недостаточно для всеобщего признания. Требовалось, во-первых, сделать фигуру Абу Бекра значимой для массы населения Золотой Орды; во-вторых, превратить генеалогическую легенду в орудие сплочения народа вокруг беклербека. Этим целям способствовала активная мусульманизация кипчакского населения, которую Эдиге развернул на подвластных землях[76].