Другим важным средством освящения гегемонии мангытского вождя стала эпизация его облика. Уже в первые десятилетия после смерти Эдиге его личность и биография стали обрастать легендарными подробностями (это заметно уже у Ибн Арабшаха — Жирмунский 1974, с. 377, 378). Эпический ореол основателя мангыто-ногайской бийской династии бросал отсвет и на его потомков. Начал формироваться знаменитый эпический цикл о сорока богатырях. По справедливому мнению Д. Девиза, он воплощал в себе «взгляд на единство, сплоченность и легитимность Ногайской Орды» (DeWeese 1994, р. 518–519).
Мы уже указывали, что мангыты пробились к золотоордынскому трону, оттеснив кунгратов во главе с беклербеком Али. Ибн Арабшах, очевидно слышавший о доминировании кунгратов при дворе, уже после этого переворота причислил Эдиге к ним (Ибн Арабшах 1887, с. 54). Оба племени оказались тесно связаны друг с другом в истории Джучидского государства. А. Вамбери писал о мангытах: «Наряду с кунгратами, они были самые знаменитые родом и храбрейшие между всеми тюркскими племенами, почему Шейбан Мухаммед-хан при своем появлении держал часть их у себя на жалованьи» (Вамбери 1873, с. 116).
Своеобразное партнерство мангытов и кунгратов отразилось в каракалпакском фольклоре. Знаменитый сказитель Бердах в сочинении «Шежире» приводит следующую легенду. Юрт каракалпаков распался из-за усобиц. Для его спасения они решили пригласить Шынгыза (Чингисхана). Представители сорока племенных общин-элей разыскали его и собрались привезти в Каракалпакский юрт на арбе. При строительстве арбы «Хонграт нашел одну оглоблю, Мангыт нашел одну оглоблю. Все остальные деревянные части было поручено найти другим» элям (Жданко 1950, с. 80). Данный сюжет изложен в контексте рассказа информатора о том, что каракалпакский народ делится на два объединения-
Образ оглобли как скрепляющей конструкции государства-улуса давно знаком евразийским кочевникам. Известен разговор Чингисхана с его антагонистом Джамухой, когда того, разгромленного, привели к хану. Чингис предложил: «Давай помогать друг другу. Хочу тебя сделать второй оглоблей…» (Сокровенное 1990, с. 169; History 1990, р. 107). Джамухе предлагалось сотрудничество и, может быть, соправительство, и оглобля служила наиболее ярким символом неразрывной совместной деятельности. Такими же «оглоблями», в представлении каракалпаков, являлись в прошлом мангыты и кунграты Дешт-и Кипчака. И недаром хронист Кунгратской династии Хивы Мунис причислил к кунгратам некоторых несомненно мангытских предводителей, чтобы обосновать историческое величие рода своих государей (Bregel 1982).
Сестра Эдиге вышла замуж за хана левого крыла Тимур-Мелика б. У руса, а хан Тимур-Кутлуг б. Тимур-Мелик, следовательно, доводился племянником беклербеку. Эта родственная связь сохранялась в памяти ногайских мирз до середины XVI в., когда сыновья Юсуфа б. Мусы, Юнус и Али, писали в Москву: «А изначала в братстве есмя с государи своими, с Темир Кутлуевыми царевыми детми» (ИКС, д. 4, л. 44–44 об.). Данное утверждение высказано ими для обоснования их неприятия другой линии Джучидов — «Азигиреевых царевых детей», т. е. крымских ханов-Гиреев (ИКС, д. 4, л. 44). Казалось бы, преданность астраханской династии, потомкам Тимур-Кутлуга, логично выводится из прежнего соправительства Тимур-Кутлуга и Эдиге. Но мангытская знать испытывала подобные чувства не только к «Темир Кутлуевым царевым детям». В октябре 1490 г. марионеточный хан-Шибанид Аминек написал Ивану III: «Великого князя дети (т. е. потомки улуг бека Эдиге. —
Ногаи в ханствах Шибанидов