Первой задачей его было обезопасить Юрт от повторных ногайских нашествий. Он мобилизовал остатки ополчения и рассредоточил в караулах по степи: «Зиму всю стерегли крымцы… розставясь по дорогам, переменяясь по месяцам. А людем царь не велел разъезжаться» (Дунаев 1916, с. 61). Одновременно началось большое фортификационное строительство на Перекопе — татары возводили новые башни. Тем более что вскоре «ко царю весть пришла: мангиты (астраханские. —
Но главные надежды Саадет-Гирей возлагал на султана. Тот разрешил ему взыскать с врагов «кровь своего брата», для чего направил в Крым двадцать тысяч турецких воинов и пятьсот пищалей (Смирнов Н. 1958, с. 23). Из этих подкреплений Саадет-Гирей ничего не дал в Казань, несмотря на настойчивые просьбы тамошнего хана Сахиб-Гирея, готовившегося к войне с Россией (Малиновский 1863, с. 240). Турецкий наместник Азова тоже сообщал в Москву, что хан, «кровь взыскивая брата своего… надеятца на силу на отманског(о), и на то грозу пущают». Но при этом добавлял: «А нагаиские мурзы… на те грозы и не смотрят» (Дунаев 1916, с. 57). Из отписок русских послов в Литве известно, что король направил посольство к ногаям, «а У короля два посла ногайские о царе о Ших-Охмате» (ПДПЛ, т. 1, с. 691). Султан послал распоряжение валашскому воеводе, чтобы тот воспрепятствовал возвращению поляками пленного большеордынскoго хана Шейх-Ахмеда в Ногайскую Орду (Малиновский 1863, с. 240).
Астраханский хан Хусейн б. Джанибек, бежавший в конце 1522 г. от наступавшего Мухаммед-Гирея I, едва дождался ухода ногаев и снова занял трон. Саадет-Гирей тут же снесся с ним, прося по возможности не пропускать ногаев через Дон (Дунаев 1916, с. 57, 58).
Помимо естественного страха перед злейшими врагами и военных приготовлений в грамотах, исходивших из бахчисарайской канцелярии, проскальзывает и другая политическая линия. «Салтан Сюлеимен шаг — таков у меня брат есть, — перечисляет хан в письме к Василию III.— Также нам азтороканскои Узсейн царь — то мне брат же. И в Казани Саип Гиреи царь, и то мне родной брат. И с ыную сторону казатцкои царь — то мне брат же.
Какими бы бурными ни казались внутренние раздоры, именно в те годы держава ногаев начала приобретать авторитет и могущество, поставившие ее в один ряд с сильнейшими татарскими Юртами. Уже в 1525 г. Павел Иовий отметил, что ногаи «имеют ныне наивысшее значение по своему богатству и воинской славе» (Иовий 1908, с. 258). Период 1520-х — начала 1530-х годов опущен в перечнях биев, уже цитированных нами выше. Кадыр Али-бек отмечает, что «после Хасан-бека был Шидак-бек, сын Мусы-бека» (Кадыр Алибек 1854, с. 155). Шейх-Мамай в грамоте 1548 г. называет своими предшественниками Ваккаса, Мусу, Шейх-Мухаммеда и Саид-Ахмеда (Шейдяка) (Посольские 1995, с. 245). Последний «вокняжился» в начале 1530-х годов (см. главу 5 нашей книги), следовательно, события полутора предыдущих десятилетий, когда происходила первая Смута, фактически игнорировались ногайской аристократией. М.Г. Сафаргалиев усмотрел основное содержание той эпохи ногайской истории в восстании Мамая и прочих мирз против Агиша, который стал бием после смерти Шейх-Мухаммеда не по старшинству — значит, не по праву (Сафаргалиев 1938, с. 83). Но в русских посольских канцеляриях период 7031–7042 (1522/23–1532/33) гг. обозначали как время «при великом князе Василии Ивановиче, как был на Нагайскай Орде во княжое место Мамай мурза» (Описи 1960, с. 106). Стало быть, бий Агиш не учитывался вовсе. В сохранившихся Ногайских делах данный период также не отражен.