Еще одним способом упрочить свою власть была попытка Агиша вызволить из литовского заточения последнего сюзерена Большой Орды — Шейх-Ахмеда. За спиной Саадет-Гирея Агиш договаривался с польским королем о совместном ударе по Крыму, «чтоб… нашего недруга да твоего, Крымской Орды, меж нас не было» (Дунаев 1916, с 70). При этом указывалось, что со стороны ногаев войну поведет освобожденный королем ордынский «царь». Польское правительство поддалось на уговоры и выдало Агишу Шейх-Ахмеда. Вероятно, в данном случае действовала уже обычная к тому времени для ногайской истории схема: бий стремился заполучить послушного монарха, вытребовать у того беклербекство и тем самым обессмыслить все притязания со стороны родичей.
Ногайско-польский союз не состоялся. Хотя весной 1524 г. королевские отряды разорили Очаков и вторглись в крымские пределы (Смирнов И. 1948, с. 50), Агишу было уже не до интриг против Гиреев (как и последние были вынуждены оставить активную дипломатию из-за очередного внутреннего кризиса — см.: Смирнов И. 1948, с. 49). Астраханский хан Хусейн постарался подключить к объединению против Мамая казанского хана Сахиб-Гирея. Но тот не разделял политических пристрастий астраханцев; к тому же вскоре он уступил трон своему племяннику Сафа-Гирею и направился якобы в Мекку, а на самом деле в Стамбул добывать себе престол Бахчисарая (Худяков 1991, с. 88, 89). По пути Сахиб-Гирей «нашибся на Агыш бия… и того потерял (разбил)» (Дунаев 1916, с. 58). Может быть, в этом сражении бий погиб, потому что позднее он уже не упоминается среди действующих лиц первой Смуты[149]
.Вновь место избранного главы Ногайской Орды пустовало. Далеко не все мирзы согласились бы видеть на нем Мамая б. Мусу. Претенденты находились и среди его братьев. Есть сведения об активности Хаджи-Мухаммеда (Кошума). Он участвовал в разгроме Мухаммед-Гирея I, но пребывал «с Мамаем в розни» уже весной 1524 г. (Дунаев 1916, с. 62). Может быть, разрыв между ними объяснялся как раз нигде не упомянутой гибелью Агиша и планами Хаджи-Мухаммеда на собственное «вокняжение». Крымский хан не преминул воспользоваться этим для углубления раскола. Он предложил Хаджи-Мухаммеду выдать за него, хана, дочь. Целый год крымский посол жил в ставке потенциального ханского тестя, изучая обстановку. В январе 1525 г. он вернулся в Бахчисарай с ногайскими спутниками, требовавшими калым за невесту. Саадет-Гирей был согласен платить только после прибытия ее ко двору; вдобавок он попросил ногайскую кавалерию участвовать в запланированном (но не состоявшемся) походе на Русь (КК, д. 6, л. 84, 84 об.)[150]
.Ситуация в Орде конца 1520-х — начала 1530-х годов, восстанавливаемая по письменным памятникам, серьезно расходится с эпической версией. По «своему» одноименному дастану, Мамай дал ложную клятву крымскому хану, за что был поражен неизлечимым недугом и умер. Перед кончиной он будто бы сожалел, что ему не удалось преодолеть смуту и построить города, в которые съезжались бы купцы из разных стран. Осуществление этих задач он возложил на своего племянника Урака (Сикалиев 1994, с. 71, 172). На самом же деле Мамай в середине — второй половине 1530-х годов кочевал по Волге, номинально подчиняясь бию Саид-Ахмеду, о чем мы подробно расскажем в следующей главе.
Сведения об Ураке происходят главным образом из фольклорных произведений, поэтому доверять им трудно. Урак б. Алчагир, будучи еще ребенком, якобы вызывал восхищение у своего дяди Мамая. Тот выпросил его у Алчагира на воспитание и вырастил богатырем (Ананьев 1909а, с. 14). Татарское шеджере, как и ногайский эпос, утверждает, что «Айданле Урак» стал ханом после Мамая (Ахметзянов М. 1991а, с. 84). Ни бием, ни тем более «ханом» Урак, конечно, не был. В самом начале 1520-х годов он сражался с отступающими казахами вместе с Саид-Ахмедом б. Мусой и в сражении убил одного из казахских правителей (Кадыр Али-бек 1854, с. 164); затем под командованием Мамая громил Мухаммед-Гирея (летописи и акты молчат об этом, но сохранились опоэтизированные отголоски в сказаниях— см.: Головинский 1878, с. 314).