История нового имени

Кое-кто еще танцевал, но вокруг профессора Галиани собрался кружок спорщиков из четырех парней и двух девушек; правда, говорили только парни. Единственной женщиной, принимавшей участие в дискуссии, правда с немного ироничным видом, была сама учительница. Мне бросилось в глаза, что те из ребят, кто был постарше, — Нино, Армандо и еще один парень по имени Карло — спорили не с ней, а друг с другом, обращаясь к профессору Галиани как к арбитру. Даже Армандо, если и высказывал мысли, опровергающие утверждения матери, адресовался не к ней, а к Нино. Карло выступал на стороне Галиани, но, полемизируя с друзьями, выдвигал собственные аргументы. Нино не соглашался ни с кем, но слова профессора опровергал с вежливой улыбкой, а на Армандо и Карло нападал, не скрывая горячности. Я слушала их затаив дыхание. Из их слов, как из бутонов, у меня в мозгу распускались пышные цветы; если цветок был мне знаком, я согласно кивала, выражая одобрение, если нет, оставалась безучастной, чтобы не обнаружить свое невежество. Во втором случае я, разумеется, начинала нервничать: я не понимала, о чем или о ком идет речь. Произносимые ими звуки звучали для меня бессмыслицей и говорили мне лишь о том, что мир имен, событий и идей бесконечен и всех моих ночных бдений над книгами слишком мало, чтобы их охватить, что я должна еще больше учиться, чтобы вести беседы с Нино, профессором Галиани, Карло и Армандо и иметь право сказать: да, это я знаю. Планете грозит серьезная опасность. Ядерная война. Колониализм, неоколониализм. «Черноногие», Секретная вооруженная организация, Национальный фронт освобождения. Массовые убийства. Голлизм, фашизм. Франция, армия, Grandeur, Honneur.[1] Сартр — пессимист, но верит в парижских рабочих-коммунистов. Политические ошибки руководства Франции и Италии. Необходимость левого поворота. Сарагат, Ненни.[2] Визит Фанфани в Лондон, Макмиллан.[3] Конгресс христианских демократов в Неаполе. Последователи Фанфани, Моро,[4] левое крыло Христианско-демократической партии. Социалисты, которые в конце концов легли под власть. Только мы, коммунисты, при поддержке пролетариата и своих парламентариев сумеем провести в Италии левоцентристские законы. Но если так пойдет, то марксистско-ленинская партия превратится в социал-демократическую. Вы видели, что сделал Леоне[5] в начале нового учебного года? «Словами мир не изменишь, — недовольно качал головой Армандо, — без крови и насилия не обойтись». — «Должен быть четкий план», — спокойно возражал ему Нино. Градус спора все повышался, и профессор Галиани вслушивалась в каждую реплику. Как же много знали эти парни, они держали в руках весь мир! В какой-то момент Нино благосклонно отозвался об Америке и с безупречным произношением сказал несколько слов по-английски. За прошедший год голос у него изменился: стал ниже, в нем появилась хрипотца, и говорил Нино уже не так резко, как на свадьбе у Лилы или в школе. Он рассказывал о Бейруте так, словно был там только вчера, цитировал Данило Дольчи,[6] Мартина Лютера Кинга и Бертрана Рассела. Судя по всему, Нино поддерживал организацию под названием Мировая бригада солидарности и одернул Армандо, который отозвался о ней с сарказмом. Нино разгорячился, его голос окреп. Я им любовалась. Он говорил, что технический прогресс достиг такой степени развития, что способен побороть колониализм, голод и войны. Я слушала его как зачарованная, окончательно запутавшись в тысяче незнакомых имен и понятий: что такое голлизм, Секретная вооруженная организация, социал-демократия и левый поворот; кто такие Данило Дольчи, Бертран Рассел, «черноногие» и последователи Фанфани? Я понятия не имела, что случилось в Бейруте и в Алжире, но во мне с каждой минутой росло желание защитить Нино и выразить поддержку каждому его слову. В первый раз за весь вечер я почувствовала, что завидую Наде, которая стояла рядом с ним, как младшее, но лучезарное божество. И вдруг я поняла, что уже сама говорю. Это произошло как-то само собой, как будто моим голосом заговорил какой-то другой человек — уверенный в себе и компетентный. Я еще сама не знала, что именно хочу сказать, но только что услышанные фразы и обрывки сведений, почерпнутых из книг и газет, которые давала мне профессор Галиани, соединились у меня в голове в некое единое целое и вытеснили робость. Я говорила на чистом литературном итальянском, который отточила, корпя над переводами с греческого и латыни. Я отстаивала позицию Нино, подчеркивая, что не хотела бы жить в мире, где есть войны. Мы не должны повторять ошибки своих предшественников. Современная война с использованием атомного оружия приведет к всеобщей гибели. Если мы позволим ей начаться, то будем хуже нацистов. Я вложила в свою речь столько чувства, что к глазам подступили слезы. Закончила я тем, что мир нуждается в срочной переделке, потому что в нем еще слишком много тиранов, которые держат в рабстве целые народы. Но переделывать его надо мирными средствами.