История нового имени

Даже Микеле Солара собственной персоной пытался нанести ей визит – в первые дни он являлся по два раза на дню, в часы, когда Стефано не было дома. Но Лила ему не открыла; она тихо, стараясь не дышать, сидела на кухне. Дошло до того, что Микеле, встав у нее под окнами, заорал на всю округу: «Ты кем себя возомнила, шлюха подзаборная? Мы с тобой договаривались, а ты меня кинула!»

Запрет на посещения не коснулся только Нунции и матери Стефано Марии, которые окружили Лилу трогательной заботой. Ее больше не рвало, но лицо оставалось сероватого оттенка. Ей казалось, что ее раздуло – не столько внешне, сколько изнутри, словно у нее распухли все органы тела. Ее не отпускало ощущение, что ребенок каждым своим дыханием надувает ей живот, все больше напоминающий пузырь. Ее преследовал давний детский страх, что ее разорвет изнутри и она разлетится на куски. Но потом она вдруг почувствовала, что уже любит это живущее в ней существо, этот нелепый комочек плоти, который в нужный момент выйдет из нее, словно выдернутая за нитку марионетка, и благодаря этому чувству немного пришла в себя. Напуганная собственным невежеством, чреватым ошибками, она принялась читать все, что смогла найти, о беременности, о том, что происходит у нее в животе, и о том, как следует вести себя во время родов. Все эти месяцы она почти не покидала квартиры, не покупала ни новой одежды себе, ни вещей в дом. По ее просьбе мать приносила ей по меньшей мере две газеты в день, а Альфонсо – свежие журналы. Других расходов она себе не позволяла. Как-то раз к ней пришла Кармен и попросила денег. Лила посоветовала ей обратиться к Стефано, потому что у нее не было ни гроша, и та ушла мрачнее тучи. Лилу вообще не интересовало теперь ничего, кроме ребенка.

Кармен затаила на нее дикую злобу. Она так и не простила Лиле, что та бросила ее в новой колбасной лавке, а теперь еще и перекрыла ей доступ к своему кошельку. Но главное ее обвинение, которым она не уставала делиться со всеми желающими, заключалось в том, что Лила вытворяет что ей вздумается: неизвестно куда исчезает, потом возвращается и как ни в чем не бывало продолжает строить из себя синьору, купается в роскоши, а скоро еще и ребенка родит. Будь шлюхой, делала она вывод, и получишь от жизни все. То ли дело она, Кармен, пашет с утра до ночи, еле-еле сводит концы с концами, а беды и несчастья сыплются на нее со всех сторон. Отец умер в тюрьме. Мать свела счеты с жизнью. А теперь еще Энцо! Как-то вечером он дождался, когда она выйдет из лавки, и сказал, что разрывает их помолвку. Коротко и ясно, без всяких объяснений. Кармен побежала жаловаться к брату, и Паскуале отправился к Энцо, выяснить, в чем дело. Но Энцо отказался говорить с ним на эту тему, и с тех пор они друг друга не замечали.

На Пасху я приехала домой и в парке встретила Кармен. Она, рыдая, вывалила мне свои печальные новости. «Дура я, дура, – причитала она. – Зачем только я ждала его из армии? Работаю как вол, а получаю гроши!» Она сказала, что ей все надоело, и тут же, без перехода, принялась поливать грязью Лилу и даже обвинила ее в шашнях с Микеле Соларой, которого и правда часто видели околачивающимся возле ее дома. «Дает кому ни попадя и гребет деньгу лопатой! – шипела Кармен. – Поди плохо устроилась?»

О Нино она не сказала ни слова. Каким-то чудом никто в квартале не проведал об их связи – кроме Антонио, который как раз в тот мой приезд рассказал мне, как отделал сына Сарраторе и как отправил Энцо за Лилой. Но, кроме меня, он никому не обмолвился ни словом и, я уверена, сохранил эту тайну до конца своих дней. Кое-какие подробности о Нино мне удалось вытянуть из Альфонсо; тот слышал от Маризы, что ее брат уехал учиться в Милан. Вот почему, случайно столкнувшись с Лилой на улице в Страстную субботу, я испытала острое чувство удовлетворения: я знала о жизни больше, чем она. Кроме того, меня грела мысль о том, что, украв у меня Нино, она ничего не добилась.

У Лилы уже был заметен круглый живот, на ее худом теле казавшийся каким-то наростом. На лице не наблюдалось свойственного беременным внутреннего сияния; напротив, оно осунулось и приобрело зеленоватый оттенок, на нем выпирали туго обтянутые кожей скулы. Мы обе сделали вид, что ничего особенного не произошло.

– Как дела?

– Нормально.

– Можно мне потрогать твой живот?

– Пожалуйста.

– А что насчет той истории?

– Какой?

– На Искье.

– С этим покончено.

– Жалко.

– А ты чем занимаешься?

– Учусь. У меня своя комната, полно книг. И даже что-то вроде дружка.

– Что-то вроде?

– Ну да.

– Как его зовут?

– Франко Мари.

– А он чем занимается?

– Тоже студент.

– Тебе идут эти очки.

– Это мне Франко подарил.

– А платье?

– Тоже он.

– Он богатый?

– Да.

– Я рада за тебя. А как учеба?

– Вкалываю, не то отчислят.

– Ты уж старайся.

– Я стараюсь.

– Повезло тебе.

– Еще бы.

Лила сказала, что роды ожидаются в июле. Она наблюдалась у того же врача, который предписал ей морские купания. У настоящего врача, а не местной повитухи.