История нового имени

Все это время я писала Пьетро длинные подробные письма и еще более длинные получала от него. Первое время я ждала, что он хоть что-нибудь скажет о моей тетради, но потом я бросила о ней думать. Я сохранила эти письма. В них нет ничего конкретного, ни одной полезной детали, помогающей составить представление о повседневной жизни той поры, например, сколько стоила буханка хлеба или билет в кино, сколько получал швейцар, а сколько преподаватель. Что нас интересовало? Книга, которую он прочитал. Статья на тему наших исследований. События, всколыхнувшие университетскую среду. Новости из мира авангардного искусства, о котором я не знала ничего, а он, как ни странно, прекрасно разбирался, хоть и относился к нему с большой иронией. Вот, например, что он мне писал: «Я бы с удовольствием сделал книгу из клочков бумаги – знаешь, которые копятся, когда что-нибудь пишешь, а потом сминаешь листок и бросаешь в корзину. У меня они тоже есть, и я хотел бы издать их в виде книги, такими, как есть, смятыми и перемешанными в произвольном порядке; любопытно взглянуть, как эти обрывочные фразы, собранные вместе, начнут взаимодействовать друг с другом. Я думаю, что в современном мире только такая литература и возможна». Последнее замечание меня шокировало. Я заподозрила, что он намекает на то, что прочитал мою тетрадь и счел мой литературный подарок абсолютно устаревшим.

В эти недели изнуряющей жары на меня разом навалилась годами копившаяся усталость; сил не было ни на что. Я навела справки об учительнице Оливьеро в надежде, что ей стало лучше; мне очень хотелось ее навестить и доложить о своих успехах; она наверняка обрадуется, думала я, и это меня хоть чуть-чуть поддержит. Но мне сказали, что сестра снова увезла ее в Потенцу. Мне было очень одиноко. Доходило до того, что я начинала жалеть о нашем былом соперничестве с Лилой. Меня подмывало съездить к ней и убедиться, как велика разделяющая нас дистанция. Но никуда я не пошла. От нечего делать я провела тщательное расследование, чтобы выяснить, что болтают о ней у нас в квартале.

Первым делом я попыталась найти Антонио, но его не было. Говорили, что он остался в Германии, женился на голубоглазой немке с платиновыми волосами и пышными формами и уже обзавелся двумя близнецами.

Потом я поговорила с Альфонсо, к которому часто заходила в магазин на пьяцца Мартири. Он стал настоящим денди, этаким красавцем идальго, и изъяснялся на изысканном итальянском языке, изредка расцвечивая свою речь тщательно подобранными диалектизмами. Благодаря ему магазин «Солара» процветал. Он зарабатывал достаточно, чтобы снять квартиру на Понте-ди-Таппия, и нисколько не скучал ни по нашему кварталу, ни по своим братьям и сестрам, ни по густым ароматам колбасных лавок. «На будущий год женюсь», – без особого воодушевления сообщил он мне. Он по-прежнему был с Маризой, их отношения упрочились, и им оставалось сделать последний шаг. Я несколько раз выбиралась с ними в город. Они хорошо смотрелись вместе. Мариза утратила привычку болтать без умолку и, казалось, внимательно следила за тем, чтобы не сказать чего-то, что не понравится жениху. Я не стала спрашивать, как поживают ее мать с отцом, братья и сестры. Я даже о Нино не стала спрашивать, а сама она о нем не упоминала, как будто он навсегда исчез из ее жизни.

Я виделась с Паскуале и с его сестрой Кармен. Он все так же работал на стройке, как в Неаполе, так и в области, а она продолжала торговать в колбасной лавке. Но главная новость, которую мне первым делом выложила Кармен, заключалась в том, что у обоих появились новые возлюбленные. Паскуале втайне встречался со старшей дочкой галантерейщицы, еще совсем юной, а Кармен обручилась с рабочим с бензозаправки, симпатичным мужчиной около сорока, который был от нее без ума.

Я зашла в гости к Пинучче и с трудом ее узнала: нервная, тощая, неряшливая, она смирилась со своей судьбой и вечно ходила в синяках; Рино нещадно колотил ее, пытаясь хоть так отомстить Стефано. Но еще заметнее синяков были следы страдания, застывшие в потухших глазах и горестных складках вокруг рта.

Наконец, набравшись смелости, я решила встретиться с Адой. Я боялась, что найду ее в унизительной роли сожительницы еще более несчастной, чем Пина. На самом деле она жила в бывшей квартире Лилы и была полностью довольна жизнью. Недавно у нее родилась девочка, которую назвали Марией. «Я всю беременность проработала!» – гордо сказала мне она. И я поняла, что она стала настоящей хозяйкой обеих лавок, успевая носиться от одной к другой и за всем следить.

Каждый из моих бывших друзей кое-что рассказал мне о Лиле, но самой информированной оказалась Ада. Но главное, только она говорила о ней не то что без всякой неприязни, но даже с симпатией. Ада была счастлива: она получила дочь, материальный достаток, работу и Стефано, и всем этим счастьем была обязана Лиле.