Стало только хуже, когда местные смельчаки затеяли попытки познакомиться и задать кучу дежурных неоригинальных вопросов, нагоняя на пути к нужному мне корпусу и сверкая своими самыми елейными улыбками — хоть рекламу зубной пасты снимай. Было несложно не обращать на них внимания — с кучами снега в Денали мне же не приходилось разговаривать. Они и мои мысли прекрасно понимали. Ловеласы Форкса же, увы, были гораздо менее чуткими.
Учитель подписал ведомость, которая не отправилась в мусорный бак вслед за кипой разноцветных листовок лишь потому, что она не попалась по дороге. Список литературы выглядел до боли заурядно: слишком много свободного времени в Денали давно превратили меня в интроверта, предпочитающего активному отдыху и тусовкам кружку кофе и какую-нибудь незаурядную книжную историю. «О Мышах и Людях», «Над Пропастью во Ржи», «Поворот Винта». Все читала, а иное и по два раза. Правда, если бы кто-нибудь попросил меня дотошно воспроизвести сюжет, возникли бы затруднения. От чрезмерного чтения перипетии и персонажи перемешались в голове.
Без лишнего обмена любезностями я прошла за парту, с досадой отмечая, что меня, вполне вероятно, ожидает сосед. Сто лет не сидела за двойными партами.
Нам с Таней даже не удалось обняться перед ее отъездом… Вместо этого между нами произошел какой-то бесчувственный обмен бумажками, одну из которых я прямо сейчас извлекла из серединки своего скетчбука.
С какой-то излишней щепетильностью я разгладила загнувшийся уголок, прежде чем, наконец, посмотреть, что же ждет меня внутри.
Воздух с шумом вышел из легких, и мне стоило огромных усилий совладать с собой. Я зажмурилась — и все же нашла в себе силы посмотреть на прощальный подарок Марвел.
На плотной бумаге меня ждали несколько коротких, выведенных каллиграфическим почерком строчек, под которыми теснился тот самый снимок из полароида, что Таня сделала на пароме.
«Прости что уехала, толком не попрощавшись.
Я решила, что так нам обеим будет легче.
Лиззи, я полагаюсь на тебя.
Ты стала взрослой на моих глазах, дорогая,
и сейчас тебе дается шанс снова ощутить себя человеком.
Ты можешь попытаться начать все с начала.
Без оглядки на прошлое».
«Я люблю тебя, мышонок», — гласила короткая фраза, приписанная под боком у очаровательной толстой и лопоухой мышки, которая снизошла на бумагу с легкой руки моей прекрасной Марвел.
Я стиснула в ладонях края парты и кое-как сдержала слезы, что стали мгновенно застилать мне глаза. За густой пеленой светлых волос я на мгновение скрылась от всего мира, который мне заменил крепко прижатый к сердцу листок бумаги.
Прошло, наверное, пять долгих и болезненных минут, после которых мое мнимое уединение потревожил шум. Я поспешно спрятала открытку обратно в скетчбук и повернулась на источник беспокойства, коим оказалась девушка, темные волосы которой украшал белый атласный ободок с бантом. На ее губах играла легкая, кривоватая улыбка. Пялиться было заведомо плохой идеей, так что я отвернулась к окну, предпочитая рассматривать кружащие по двору сухие листья и нависшие свинцовые тучи, из которых вот-вот мог начать молотить дождь; а может и снег вперемешку с градом.
— Ну, здравствуй, соседушка! Обычно я сижу одна. Но против компании не возражаю, — девушка плюхнулась на стул рядом и водрузила кипу учебников на столешницу с таким грохотом, что проходившие мимо восьмиклассники вздрогнули — вероятно, решили, что пришел Судный День. А инструкции по поведению они, балбесы, проспали на уроке религиозной истории.
Пустых парт в классе не оказалось, так что благосклонно избавить нас обеих от участи соседства мне не удалось.
— Здорово, — коротко бросила я и снова устремила свой взгляд на серую улицу.
Учитель завел монотонный и нудный монолог о мистере Дарси, чем вызывал у некоторых свистящий храп, у других, вроде меня, неприкрытое безразличие к происходящему, а у третьих смутные и непристойные мечты о Колине Ферте. Девушка рядом со мной увлеченно шаркала ручкой по листам блокнота. Меня все не покидали смутные сомнения, что это имело мало отношения к конспектированию лекции.
Я водила кончиками пальцев по шелковистой поверхности бумаги, неотрывно следя за тонкой, неспешно ползущей секундной стрелкой на часах, что висели над классной доской. Монолог учителя медленно и верно вводил в транс, заставляя вслушиваться в мой собственный внутренний голос и подчиняться надвигающимся раздумьям.