Такого рода людей в Петербурге достаточно много; они считают, что «Петербург — это Париж в миниатюре», а раз так, то в нем заводится нечто вроде парижского полусвета. Петербург быстро идет по пути развития европейского лоска и довел до блеска все безобразия европейской цивилизации. В развитии и смене мод на экипажи, мебельные стили, туалеты, в уиножении публичных увеселений, ресторанов, в расположении дам, называемых камелиями, петербургский свет не уступает парижскому. И. Панаев в своем рассказе «Дама из Петербургского полусвета» описывает нравы и быт женщин, занимающих середину между прославленными камелиями и I порядочными женщинами (266, 240–255). Полусвет подражает свету и заражается всеми его нравами, лоском и блеском, роскошью и рабством.
После отмены крепостного права нравы высшего света претерпели определенную трансформацию, что обусловлено развитием страны по буржуазному пути, а также отсутствием политических свобод, партий, жесткой регламентацией всех форм общественной деятельности. Высший свет по–прежнему оказывал влияние на государственную политику, многие его представители стремились занять удобное место у подножия трона, чтобы сделать карьеру, составить состояние, упиться властью и удовлетворить свои честолюбивые замыслы. Здесь громадную роль играли различного рода закулисные интриги, которые не могли обойтись без столичных салонов, где зачастую делалась политика и политики. О нравах этих салонов и идет речь в упоминавшемся выше «Дневнике» А. Богданович; в нем прекрасно описываются разложение нравов и придворной камарильи, и временщиков, стремившихся урвать «кусок пирога» побольше.
На арену истории выходит российская буржуазия, чьи представители стремятся подчеркнуть роскошью одежды и блеском драгоценностей свое богатство. В конце XIX — начале XX века аристократы, в отличие от них, старались не выделяться особой пышностью и великолепием туалетов, они одевались довольно скромно. Встретив на улицах столицы аристократа или аристократку, можно было и не признать их общественного положения. Однако в их костюме нет смешения разных стилей, он весь — от головного убора до перчаток и ботинок — строго выдержан и элегантен, цвета также не бросаются в глаза своей яркостью. Представители высшего света не очень–то следовали за модой, напротив, некоторое отставание от нее считалось признаком хорошего тона. Они не злоупотребляли ношением драгоценностей, обычно это были фамильные драгоценности. Хотя были и исключения, ибо отдельные аристократки одевались очень нарядно, тратя на это огромные деньги. Так, графиня Орлова, увековеченная известным художником В. Серовым, ежегодно (по словам сына директора императорских театров В. Теляковского) расходовала около ста тысяч рублей. В «Воспоминаниях» Д. А.Засосова и В. И.Пызина подчеркивается: «Нам приходилось встречать этих людей, кроме обычной обстановки, в Мариинском и Михайловском театрах и в концертах. В воскресенье вечером в Мариинском театре обычно шел балет, и тогда собиралась особо нарядная публика. Но и там можно было отличить аристократок от представителей «золотого мешка»: красивые, изысканные туалеты аристократок выгодно отличались своей выдержанностью и изяществом от пышных, броских туалетов богатеев» (100, 113). Таким образом, высший свет достиг изящности и утонченности в одеждах и манерах.
Вместе с тем ситуация в стране ухудшалась, нравы разлагались, чему немало способствовал и Г. Распутин, проворачивавший интрига при дворе и в высшем свете. Придворная фрейлина А. Вырубова показывает в своих «Воспоминаниях» всю глубину разложения нравов петроградского «бомонда» в годы первой мировой войны: «Трудно и противно говорить о петроградском обществе, которое, невзирая на войну, веселилось и кутило целыми днями. Рестораны и театры процветали. По рассказу одной французской портнихи, ни в один сезон не заказывалось столько костюмов, как зимой 1915–1916 годов, и не покупалось такое количество бриллиантов: война как будто не существовала» (78, 160–161). Помимо кутежей высший свет развлекался еще и распусканием всевозможных сплетен о жизни царствующей императрицы, что способствовало усилению социальной напряженности в обществе. В результате появились новые, еще более дикие нравы, присущие эпохе гражданской войны и становления большевистского государства, о чем ярко свидетельствуют, например, воспоминания Ф. Шаляпина и дневники З. Гиппиус. Заслуживает внимания то, что французский посол в России М. Палеолог на основе наблюдения высшего света и собранной информации о положении в различных слоях общества сделал вывод об обреченности режима Николая Второго (198). Сами же нравы «бомонда» своими корнями уходят в жизнь и нравы провинциального дворянства, поэтому и перейдем к их рассмотрению.
Раздел 4. Провинциальное дворянство