История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Уверенность, с которой говорил Доршак, дальность лагеря, который издалека едва могли заметить, несмотря на небольшое доверие к словам подстаросты, повлияли на то, что Янаш поверил ему и замолк. Огорчал его потерянный день.

– Завтра я с вами поеду, – добросил Доршак, – убедиться, где вы сегодня блуждали.

С опущенной головой Янаш вернулся в башню, ища издалека Ядзю, которая, очевидно, может, от скуки в этом одиночестве ждала его также давно. Они встретились в верхней зале, где в то время мечниковой не было. Ядзя подбежала даже к порогу, подавая руку старому другу.

– Что с вами? Вы как будто с охоты, когда заяц перед борзыми убегает. Вижу на лице облако.

– Стыдно, панна мечниковна, я сорвался бродить по незнакомому краю и… мы утомили себя, коней, а подстрелили овода.

– Ну? Что же произошло, прекрасный рыцарь? – смеясь, щебетала Ядзя. – Говори, и скорее, ты знаешь, я любопытна.

– Заблудился, – начал Корчак, – мы ехали целый день, э! уж и признаться не хочу.

– А! А! Передо мной? Как это? Передо мной? Ведь мы друг от друга не имеем тайн.

– А я не знаю? – засмеялся Янаш. – Что я – это несомненно, но панна Ядвига…

Ядзя сильно зарумянилась.

– А это прекрасно! Вы мне не верите! Тогда мы квиты с дружбой, когда так.

Янаш сложил руки.

– Верю!

– Говори, как на исповеди – я не выдам.

– Вы знаете, что случилось? Мы блуждали весь Божий день. Мы наткнулись на какой-то татарский лагерь, виденный вдалеке, клянусь, что татарский.

– Иисус! Мария! – крикнула Ядзя, складывая руки и бледнея.

– Но Доршак смеётся, ручается и присягает, что это была наша пограничная стража, которая так по-татарски привыкла стоять лагерем.

– Э! Доршак! – бросила девушка. – Опиши мне, пан, я такая любопытная.

Янаш с самыми точными деталями начал рассказывать всю экспедицию, как им показался лагерь, кони и шатры.

– Поскольку, как оказывается, я ошибся, – заявил он в итоге, – пусть панна Ядвига ничего уже о том не вспоминает. Завтра мы едем уже с Доршаком.

Ядзя задумалась, вздохнула.

– А мы? Когда поедем?

– Дорогая панна мечниковна, – прервал Янаш, – не настаивайте слишком. Кто знает, что в этих горах и околице скрывается! Прежде чем пани мечникова сможет выехать, позвольте мне хорошенько объехать этот край вокруг. На Доршака полагаться нельзя.

– Знаешь, – прервала Ядзя, – он жену свою ночью неизвестно куда отправил – её нет уже в замке.

– Стражи всю ночь стоят, никто не выезжал.

– Но её нет.

– Дивная вещь! – выдал Янаш.

Вышедшая мечникова не много узнала от Корчака. Он сам избегал более долгого разговора и сразу вышел. Внизу ждал его Никита.

– Панечку, Доршак лжёт, – шепнул он, – это были татары! Я спрашивал людей. Но почему он скрывает это? На что ему нужно, чтобы мы о татарах не знали, подумайте же, это злой человек.

– Тихо же! До завтра! Завтра нас четверо, он один, посмотрим… это должно выясниться.

– Э! – буркнул Никита. – Что тут долго думать и говорить, это явный предатель, я бы его в палку сразу скрутил… а иначе бы всё выяснилось. Пока он нас туманить будет, никогда правды не узнаем.

Корчак дал ему знак, чтобы молчал, и на том кончилось.

На ночь, как обычно, расставили стражу, Никита её обходил. Осторожность была, может, избыточная, но Янаш видел потребность в ней. Лучше было чересчур, чем слишком мало, быть начеку. На рассвете они собирались выезжать. Никита ещё на кануне, бледный, разбудил Янаша.

– А что? Время? – воскликнул он, вскакивая.

– Времени будет достаточно, – выдал Никита, – есть кое-что другое.

– Что же? Что?

Парень постоял минуту молчащий. Махнул рукой.

– Тут зло, тут всё плохое, – вздохнул он, – тут души каятся.

– Что такое? – подхватил Янаш.

– Говорю, пан, здесь души в этих пустошах каятся…

Вера в эти стонущие души, кающиеся и просящие молитв у живуших, в то время была всеобщей. Янаш так же хорошо верил в них, как и Никита.

– Послушайте, – говорил придворный, понижая голос и крестясь. – Вам известно, что я ночью обхожу стражу, и сегодня также три раза вставал, так как Галабурда, лишь бы сел – тогда спит, а когда спит, то можно у него и ботинки поснимать – не услышит. Я как раз был на страже, обхожу полностью стену замка, как надлежит. Когда спустился со стен во двор, в углу, было тихо, как мак посеял, словно слышу под моими ногами стон. Я испугался и плюнул. Говорю здравицу. Слушаю. Стоны, но так, как из-под земли и так, словно бы человеческим плаксивым голосом, а потом стук, будто бы подо мной. Всякий дух Бога славит; волосы у меня на голове стали дыбом. Говорю вторую здравицу – стоны. Не выдержал и убежал.

– Ты трус. Ветер дул откуда-нибудь и завывал, – бросил Янаш.

– Ветра ни капельки не было. Трус! Можете ли вы про меня такое говорить, послушайте сами, – говорил жалобно Никита. – Трус! Я живого человека не боюсь, но с духами не воевать грешному человеку. Я сам себе сказал: трус, вот! Через час прихожу во второй раз. Только приблизился к этому месту, было тихо, а чуть я ступил на камни, снова стоны! Я сделал знак святого креста и сбежал. Не было спасения.

Янаш уже набросил на себя бурку, на небе едва серело.

– Проводи меня туда, – воскликнул он.