28. Тогда как Иосиф жил в Анаплском монастыре, патриаршествовавший Иоанн, т. е. прежний хартофилакс Векк впал в тяжкую болезнь. Однако ж, наконец, после долгих страданий, ему стало легче, и врачи нашли нужным перевезти больного в место более спокойное, где мог бы он лечиться отдыхом и где недосуг не способствовал бы развитию болезни; потому что, несмотря на облегчение, ему надлежало употреблять чистительные средства. Удобным для того местом была избрана Лавра. По этому случаю царь захотел переместить Иосифа, так как почитал неприличным, чтобы в одном и том же месте жили — и патриарх, посланный на покой, и тот, который после него патриаршествует. Но Иоанн знал приятный характер Иосифа, и то, что недавно еще подавал он голос, по которому сам принял кормило церкви; ибо, когда державный желал слышать, кого Иосиф укажет на свое место, и спрашивал его об этом, — тот, преимущественно пред многими, указал на Иоанна, как на человека ученого и в делах опытного. Так вот поэтому, и вместе потому, что верил в миролюбивое расположение Иосифа, патриарх воспротивился его перемещению и поселился с ним в одной обители. Прибыв туда, он послал приветствовать Иосифа от своего лица и получил от него ответное приветствие в выражениях дружбы и искренней признательности; потому что Иосиф был человек действительно миролюбивый и приятный, и держался столь далеко от дел церковных, что, по собственному его признанию, одна только клятва мешала ему принять настоящий порядок вещей, который не может уже идти далее того, до чего он доведен. Живя в Анапле Иоанн имел в руках много сочинений, написанных раскольниками, которые доказывали, что нынешние дела опасны и удаляют христиан от Бога, и что причина нынешних ересей — не только скрываемых и поддерживаемых сомнением, но и гласных, очевидных, заключается в итальянцах. Приводили они доказательства и из писаний, на которых опирались непрестанно, — ссылались и на изречения святых, если они благоприятствовали их учению и покровительствовали собственно им. Надобно стараться и о мире, говорили они, но так, чтобы не оскорбить Бога; а если настоит опасность оскорбить Бога, то нужно бороться. Всему своему учению давали они, таким образом, вид совершенного православия и, наполняя свои сочинения множеством других таких же мыслей, представляли дело весьма опасным.
Пересматривая все это, Иоанн видел, что для оправдания себя по каждому пункту их обвинения, необходимо писать и самому: но он понимал, что борьба слов против слов должна произвести соблазн, и что пишущему нельзя избежать действительного или мнимого нарекания в неправильном суждении о многом, и потому молчал. Обещание не писать ничего состязательного, дал он даже Ксифилину, человеку почтенному и великому эконому церкви: «Чтобы не показалось кому, говорил, будто мы, что ни сказали бы, налагаем руки на неизменные постановления. Ведь им, во всяком случае, представляется нововведением попытка — как опускать нечто в церковных делах, так и держать. Говорят ли только что-нибудь, или явно, самым делом восстают на неизменные догматы, — у них одно оправдание: отклонить им нетрудно. Напротив, для нас, хотя бы наши речи были яснее дня, хорошо будет и то уже, если мы удостоимся внимания и избегнем укоризны в извращении догматов». Так говорил Иоанн, когда брал в руки сочинения раскольников; но находя в них много положений вздорных, захотел он написать опровержение, и сколько ни удерживался, наконец, не мог не сделать опыта, чрез что навлек на себя множество неприятностей. Между тем, живя в лавре, он совершенно выздоровел и, дружелюбно простившись с Иосифом, возвратился в Константинополь.