История о Михаиле и Андронике Палеофагах

29. Между тем некоторые люди столь далеки были от мира, что Иосифу, живущему и на покое, не давали покоя. Они ежедневно приходили докучать этому человеку, непрестанно занимали его, и тогда как он, по простоте своего нрава, мало-помалу охладевал, возжигали в нем рвение. Иосиф был такого уступчивого и умеренного характера, что из лиц, находившихся в общении с церковью, кто ни пожелал бы посетить его для принятия благословения, всякому стоило только припасть к нему и испросить благословение, — тотчас делался он причастником даров св. Духа. Это было невыносимо, как для тех, которые окружали его, так и для других. От того ежедневные его посетители получали все больше дерзновения, так что, наконец, совершенно отделялись от церкви. Слыша об этом, державный лишил его своей доверенности и обвинял в том, что он не с добрым намерением допускает к себе многих и оказывается несправедливым к царю; ибо тогда, как царь радовался, что доставил ему спокойствие, он отечески и дружелюбно принимает к себе людей, далеко не согласных с ним в мнениях, и таким образом раздирает тело церкви. Им бы надлежало следовать за Иосифом, а не Иосифу за теми, которые стали отъявленными врагами и сильно разногласят с церковью. Питая эти мысли, царь послал к нему запрещение, принимать подобных людей, если только он дорожит своим покоем. Но Иосиф отвечал, что если державному угодно будет сослать в изгнание как его, так и лиц его окружающих, то он уже по необходимости не станет принимать приходящих к себе людей: а до тех пор за прием посетителей обвинять его нехорошо; ибо и для нашего утешения нужно, чтобы посещали нас многие не только знакомые, но и незнакомые. И так пусть царь или сошлет нас в изгнание, если хочет; или без причины не делает нам упреков, пока мы на свободе. Так отвечал Иосиф не для того, чтобы настоящие свои обстоятельства хотел привесть в худшее состояние, а потому, что верил в расположение к себе царя: надеясь на это, он даже примешивал к своим словам выражения несколько резкие; говорил, например, что царь, лишив меня чести, хочет лишить еще и утешения видеть вокруг себя людей. Но державный, схватив в этих словах, что было по его мыслям, вздумал послушаться Иосифа и сделать то, чего сам он хочет, и чего из уважения к нему, может быть, не сделал бы; то есть, под этим благовидным предлогом назначил ему изгнание, о котором он первый напомнил, и чрез посланных выведши его из лавры, удалил в Хилу (это островская крепость у берегов Эвксинского моря), где весною жить весело, но чрезвычайно тяжело зимовать; так как тот остров открыт для северного ветра, который дышит жестоким холодом. Некоторых же, преданных Иосифу монахов, расселил он, в качестве ссыльных, по разным островам Эгейского моря; а монаха Иасита Иова послал под крепкою стражею в Кавею — крепость, лежащую при реке Сангаре.