История об игроках и играх (СИ)

Напарник сидел передо мной абсолютно растерянный. Раньше я никогда не видела его без маски спокойствия. Он даже будто бы стал моложе.

Я впервые осознала, как мало он обычно использует мимику. Если бы меня попросили нарисовать его портрет, я бы взяла грифель и грубоватыми штрихами нарисовала чуть прищуренные в насмешке глаза, тонкие сжатые губы, готовые вот-вот расползтись в ухмылке. Всегда циничный юмор, всегда желание возвести вокруг себя крепость…

Чтобы никто ничего не понял, чтобы никто ни о чем не догадался…

Будто бы он кому-то нужен…

— Тем более, от приторной сладости начинает быстро подташнивать, — продолжала говорить я. — Может быть, ты — та самая перчинка, которая делает ее жизнь в меру пряной?

— Нам нужно пробить биографии всех остальных, — сухо сказал Мефистофель. — Наверняка, кто-то из пострадавших состоит в гражданском или фактическом браке.

Я посмотрела на него, как на умалишенного. Все же иногда даже самые прожженные жизнью люди могут поразить своей наивностью.

— Ты искренне считаешь, что люди любят друг друга только на основании совместного их проживания? — я искренне округлила глаза. — И это в наше-то время? Нет, мне бы хотелось в это верить, но я бы не стала рисковать, ставя на кон жизни пяти человек. Просто как младшая фея, несущая добро в массы.

Я подошла к чайнику и налила себе в чашку горячей воды. От волнения в горле пересохло. Я постоянно чувствовала на себе пристальный взгляд Мефистофеля, что не добавляло мне спокойствия.

— Почему ты считаешь, что я подхожу на роль принца?

Я без слов достала распечатанные ранее перевязанные резинкой листки и бросила их напарнику, он легко их поймал. У него была отличная реакция. Если бы со мной кто-нибудь рискнул проделать подобный фокус, то бумажки оказались бы на полу.

— Я тебе даже завидую, — призналась я.

Я залпом выпила воду. Интересно, а как часто я сама была откровенна с Мефистофелем? В том, что я много говорю, никто не сомневался. Но насколько важным было все то, что я несла и насколько искренним? Может быть, я зря его постоянно обвиняю?

— Я не понимаю…

Голос Мефистофеля звучал устало и болезненно. Он на самом деле ничего не понимал.

— А ты попытайся почувствовать, — абсолютно без иронии сказала я. — А если не получится, просто поверь. И подумай, хочешь ли ты, чтобы она проснулась.

Мефистофель нахмурился. А я уже знала, что сейчас он допьет чай и пойдет в темную комнату лаборатории. А я буду вызывать врачей, которые перевезут в госпиталь тех, кто придет в себя после сна. Вернее, чувствовала.

***

Ермаков послушно ждал меня у выхода из здания ФБД. На улице уже было также промозгло и отвратительно, как утром. Я посмотрела на часы — маленькая стрелка замерла у отметки с цифрой девять. Надо же, мне казалось, что сейчас куда позднее. Это был длинный день. Один из самых длинных дней за последнее время.

— У тебя хорошо с картографией? — спросила я, без разрешения садясь в автомобиль, не дождавшись, пока Артем откроет мне дверь. — Сможешь отвезти меня к дому, который помечен красным флагом?

Я протянула Ермакову сложенную трубочкой карту. Он включил свет в салоне и принялся искать мою метку.

— Далековато, — прокомментировал он. — И что мы там забыли?

— Нам нужно съездить в гости, — усмехнулась я. — Одно «но» — мы едем без приглашения.

— Это хорошо?

— Сложный вопрос, — пожала плечами я. — Мне кажется, в нашем случае просто отлично, что нас не ждут. В любом случае, мы сильно рискуем. Если тебя успокоит, я подвергаю себя большей опасности.

Артем не ответил. Он выключил свет и отъехал от здания. Его рука потянулась к магнитоле и сразу же вернулась на руль. Я отметила жест и принялась с интересом гадать, какую музыку он слушает.

Многие мои знакомые юноши-автомобилисты нежно любили композицию о страсти лирической героини к какому-то водителю со словами «ноги императора дорог на педали, мы не будем вдаваться в детали».

Я глянула на Артема, не поднимая ресниц. Он производил впечатление человека с хорошим вкусом.

— Ты не хочешь спросить, как прошел мой день? — спросила я, когда мне надоело слушать звук скользящих по стеклу дворников.

— А ты ответишь? — Артем вопросительно приподнял брови.

— Это может повлиять на твое желание спрашивать? — заинтересовалась я. — Как же игра ради самой игры, в независимости от результата?

Артем промолчал. А я наивно ждала вопроса о том, как прошел мой день.

— Я решила идти в аспирантуру, нашла научного руководителя и получила огромный список книг по философии, которые мне нужно прочесть к экзамену, — похвалилась я, хотя Ермаков меня так и не спросил.

— Ты когда-нибудь раньше читала философов? — Артем не отрывал взгляда от дороги.

— Когда училась в вузе, нас заставляли, — вспомнила я.

— А для себя? Из интереса? — Артем на мгновение повернулся ко мне. — Уверен, что читала.

— Читала, — подтвердила я. — Ницше, Хейзинга, Фрейда и Кьеркегора.

— Ницше читают все, Фрейда тоже, — перечислял Ермаков. — Но почему Кьеркегор?

Я нахмурилась. Врать по пустякам мне не хотелось, но признаваться в истинной причине мне было стыдно.