История обыкновенного безумия (Tales of Ordinary Madness )

Я убил человека в Рино

Буковски плакал, когда Джуди Гарленд пела в зале нью-йоркской филармонии, Буковски плакал, когда Ширли Темпл пела «В моем супе печенье в форме зверюшек»; Буковски плакал в дешевых ночлежках, Буковски не умеет одеваться, Буковски не умеет разговаривать, Буковски боится женщин, у Буковски слабый желудок, Буковски полон страхов и ненавидит словари, монахинь, мелочь, автобусы, церкви, парковые скамейки, пауков, мух, блох, фанатиков; Буковски не воевал. Буковски стар и уже сорок пять лет не запускал бумажного змея; будь Буковски обезьяной, его бы взашей прогнали из племени…

мой приятель до того озабочен сдиранием мяса моей души с костей, что едва ли задумывается о собственном существовании.

– зато Буковски очень аккуратно блюет и при мне никогда не ссал на пол.

как видите, я все-таки наделен некоторым шармом, потом он распахивает маленькую дверь и там, в тесной комнатенке, заваленной бумагами и тряпьем, начинает изворачиваться.

– можешь оставаться здесь в любое время, Буковски. только ты никогда не захочешь.

ни окна, ни кровати, но зато ванная рядом, мне там все еще нравится.

– но возможно, тебе придется носить в ушах затычки, потому что я все время слушаю музыку.

– ничего, я уверен, что смогу раздобыть комплект.

мы возвращаемся в его каморку.

– хочешь послушать Ленни Брюса?

– нет, спасибо.

– а Гинзберга?

– нет, нет.

ему просто необходимо, чтобы постоянно крутились либо магнитофон, либо проигрыватель, наконец они наносят мне предательский удар Джонни Кэшем, поющим для ребят в Фол соме.

«я убил человека в Рино, чтоб увидеть, как он умирает».

мне кажется, Джонни пичкает их дерьмом, точно также, как, по моим подозрениям, поступает на Рождество с ребятами во Вьетнаме Боб Хоуп, но это мое личное мнение, ребята надрывают глотки, их выпустили из камер, но у меня такое чувство, будто голодным и угодившим в ловушку людям вместо сухарей швыряют обглоданные кости, я ни черта не чувствую в этом ни храбрости, ни благочестия, людям, сидящим в тюрьме, можно помочь только одним способом: выпустить их оттуда, и только одним способом можно помочь людям, сражающимся на войне,- остановить войну.

– выключи,- прошу я.

– в чем дело?

– это надувательство, мечта импресарио.

– нельзя так говорить. Джонни мотал срок.

– многие срок мотали.

– мы считаем, что это хорошая музыка.

– его голос мне нравится, но в тюрьме может петь только тот человек, который сидит в тюрьме,- это точно.

с нами там еще его жена и двое чернокожих парней, которые играют в каком-то ансамбле.

– Буковски любит Джуди Гарленд. «Где-то за радугой».

– один раз в Нью-Йорке она мне понравилась, у нее душа пела, она была неподражаема.

– она растолстела и спилась.

та же история – люди сдирают мясо, и все без толку, я ухожу немного пораньше, уходя, я слышу, как они опять ставят Дж. Кэша.

я останавливаюсь купить пива и не успеваю войти в дом, как звонит телефон.

– Буковски?

– да.

– Билл.

– а, привет, Билл.

– что ты делаешь?

– ничего.

– а что ты делаешь в субботу вечером?

– в субботу я занят.

– я хотел, чтобы ты пришел ко мне и кое с кем познакомился.

– в другой раз.

– знаешь, Чарли, мне скоро надоест звонить.

– ага.

– ты все еще пишешь для этого грязного листка?

– для чего?

– для этой хипповой газетенки…

– ты ее читал?

– конечно, сплошь жалкий протест, зря теряешь время.

– я не всегда пишу в соответствии с курсом газеты.

– а я думал, всегда.

– а я думал, ты читал газету.

– кстати, что слышно о нашем общем друге?

– о Поле?

– да, о Поле.

– я о нем ничего не слышал.

– ты знаешь, он в восторге от твоих стихов.

– и правильно.

– а мне лично твои стихи не нравятся.

– и это правильно.

– значит, в субботу ты не можешь?

– нет.

– ну что ж, скоро мне звонить надоест, учти.

– ладно, спокойной ночи.

еще один обдиральщик мяса, какого черта им надо? ну ладно, Билл жил в Малибу, Билл зарабатывал деньги писательским трудом – штамповал дерьмовую сексуально-философскую халтуру, битком набитую опечатками и отрывками из студенческих сочинений,- Билл не научился писать, но он не научился и держаться подальше от телефона, он снова звонил, и снова, и забрасывал меня своим мелким грязным дерьмом, я старый человек, но яйца свои мяснику еще не запродал, и это их всех бесило, окончательную победу надо мной они могли одержать, лишь нанеся мне телесные повреждения, а такое могло случиться с кем угодно и где угодно.

Буковски считал Микки-Мауса нацистом; Буковски вел себя как осел в ресторанчике «Барни»; Буковски вел себя как осел в «Колодце Шелли»; Буковски завидует Гинзбергу, Буковски завидует «кадиллаку» 1969 года, Буковски не понимает Рембо; Буковски подтирает жопу коричневой жесткой туалетной бумагой, через пять лет Буковски умрет, с 1963 года Буковски не написал ни одного приличного стихотворения, Буковски плакал, когда Джуди Гарленд… убила человека в Рино.

я сажусь, вставляю лист бумаги в машинку, открываю пиво, закуриваю.

у меня выходит парочка неплохих строк, и звонит телефон.

– Бук?

– да?

– Марти.

– привет, Марти.