— До прошлой недели нипочём был не нужен. Но мы выступали в такой же дыре, типа этой. Вечером старину Генри от тоски потащило в этот городишко, приют нарков и скумбагов. Вернулся вдрабадан и с набитой рожей. На следующий день не мог поднять ничего тяжелее своей задницы, и то, он доносил её только до сортира. А потом Дэвид, это наш хозяин, пришёл к нему с нотациями: «Что ж ты, так тебя растак? Подводишь ребят, да ещё и по хлебалу отхватил…» Генри, недолго думая, посылает нашего доброго старичка прямо на три буквы. Тот хотя и терпелив, как колючка в пустыне, взял и не выдержал. Вот так мы остались в меньшинстве. Но это ещё туда-сюда — Филипп с Джо Киллианом кое-как справлялись. Только вот позавчера, сразу по приезду сюда, Джо пропал. Как сквозь землю провалился. Уж мы его искали-искали, даже я искал. — человек прочертил отставленным мизинцем причудливую линию, словно добавляя значимости факту своего участия. — Ничего. Поэтому Питер, это сын нашего хозяина, распорядился напечатать эту писульку. А ты всерьёз хочешь впрячься?
— А почему нет?
— Ну, денег мало, а пахоты до хрена. Можно и хребет сломать. — прищурив свои большие голубые глаза и оттопырив нижнюю губу, человек скептически осмотрел меня с ног до головы. — Зайди что ли к Питеру, поговори с ним. Давай, провожу.
Махнув на прощание увесистым кулаком в сторону мальчишек, человек повернулся и пошёл ко входу в фургонный лабиринт. Он так и не назвался, и только позже я узнал, что это Поль Робишо: жонглёр, ковёрный и неудавшийся мотогонщик. Не зная, чего ожидать, я вступил на цирковую территорию.
Сейчас, отработав всего несколько представлений, я чувствовал себя выжатым, как лимон. Два с лишним часа беготни с тумбами, лестницами, заградительными секциями и прочим рабочим инвентарём. Ещё нам с напарником Филиппом приходилось страховать артистов во время номеров, а после выступления приводить в порядок арену и посадочные места. Окончив, я не задерживался почесать языком, что здесь было в порядке вещей, а шёл прямиком в свою каморку, спиною чувствуя насмешливые взгляды участников труппы. Засыпая, я гадал, как долго ещё мне удастся продержаться в таком режиме. И сейчас меня радует только одно: завтра мы снимаемся и переезжаем в, как выражается Питер Замунер, глубинку, ещё глубже всех прошлых. Да, основные нагрузки по демонтажу лягут на нас с Филиппом, но всё равно — снова менять пейзаж за окном было приятно…
Глава 26
Тиббот Гай Келли терпеть не мог ждать. Бывало, ещё в детстве (в довольно обеспеченном детстве), он с нетерпением, переходящим в бешенство, ждал того или иного подарка, или похода в парк развлечений, или поездки с отцом на охоту. Частенько он закатывал истерики, требуя всего и сразу. Как ни странно, время от времени это помогало. Малыш Тибби получал вожделенную железную дорогу за месяц до своего дня рождения, или, побросав все домашние дела, горничная Эмма была вынуждена кататься до одури на «русских горках» и «полёте в космос». Как ни странно, отец, несмотря на свой тяжёлый нрав и не менее тяжёлую руку, всячески потакал желаниям сыночка, в коем души не чаял. Тиббот тоже любил отца, но особенной, скрытой любовью. Он мастерски научился манипулировать Гаем. Если отец вдруг решал проявить твёрдость и попробовать отказать отпрыску, последний устраивал скандал, а если это вдруг не помогало, прибегал к ещё одной уловке: он просто начинал игнорировать отца. Когда Тибби спрашивали, он отвечал немногословно, с холодным презрением. Когда звали за стол, он незамедлительно являлся, но всю трапезу сидел молча, и уходил в свою комнату сразу по её окончанию. Так продолжалось максимум два дня, а потом Гай Келли не выдерживал, шёл и покупал сыночку духовое ружьё или новый велосипед. Малыш Тибби вырос, но отношение к желаемому осталось на том же, детском уровне. Если он чего-то хотел, то получал это незамедлительно. А если не получал, то страшно злился, стараясь отыграться на окружающих, благо таковых было предостаточно: младший персонал кампании, технические служащие, наконец, жена и дети.