Читаем История одиночества полностью

Желание жить в одиночестве было еще более усилено тем, что Энтони Гидденс назвал рефлексивным проектом позднего модерна[1066]. Более широкий выбор форм интимной близости одновременно и способствовал повышенному вниманию к самоидентификации, и требовал его. Постоянный пересмотр личных ценностей и устремлений был условием открытой, доверительной близости. В условиях физической изоляции необходимости в такой рефлексии не было; однако, как отмечалось в предыдущей главе, все более желанным становилось обретение некоторого пространства, в котором можно было бы развить чувство собственного «я» или же провести его ревизию. Такой уход в себя может иметь временный характер, а может быть предпринят в качестве более долгосрочного плана. В рассказах, зафиксированных «Массовым наблюдением» во время Второй мировой, на фоне глубокой нужды можно заметить чувство воодушевления в связи с растущей возможностью самостоятельной жизни. «Дом для меня – это место, где я могу быть полноценной личностью, – объяснял один из респондентов. – Сейчас это целая квартира, в которой я управляюсь сам и которая отвечает моим личным потребностям: могу принимать там друзей, а могу предаться уединению и делать то, что мне нравится, могу есть, когда хочу, – короче говоря, это место, где я совершенствуюсь в искусстве благополучного уединения»[1067].

В исследовании Энтони Сторра об одиночестве главная идея состояла в том, что это состояние необходимо для такого развития личности, которое последовательно упускалось из виду его профессией – психологией. «Мне кажется, – писал он, – что то, что происходит в человеке, когда он сам по себе, так же важно, как и то, что происходит в его взаимоотношениях с другими людьми»[1068]. В частности, женщин привлекала возможность избежать всепоглощающего в прошлом труда – заботы о детях и работы по дому, с тем чтобы сосредоточиться на том, кто они и кем хотят стать. Во Введении к составленному ею сборнику статей «Центр паутины: женщины и одиночество» Делиз Уэр обнаружила, что

многие авторы думают об уединении как о передышке для размышлений о своей индивидуальности. В этих изысканиях оно часто предстает как условие/место для восстановления духа, прояснения мыслей, оценки собственной жизни, а часто и для работы – отдельное от других жизней, которыми мы живем в многообразных семьях, нами созданных[1069].

Было уделено внимание и значению одиночества при переходе ко взрослой жизни. В исследованиях, посвященных подросткам, Рид Ларсон и его коллеги подчеркивают важность для развития самоидентификации способности добровольно уходить из компании взрослых и сверстников[1070]. Уединение ли это за запертой дверью в родительском доме или проживание в отдельной комнате в колледже или в квартире, яростно утверждаемое уединение – это не отторжение общества, а ресурс, необходимый для того, чтобы научиться в нем жить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука