История одиночества

Последняя проблема касается характера публичной дискуссии. Существует путаница между фиксируемыми прямыми последствиями одиночества и привлекающими внимание аналогиями. С одной стороны, есть эпидемиологические данные, указывающие на то, что независимо от причинно-следственных связей, как пишут Джон и Стефани Качиоппо в своей статье в журнале The Lancet (2008), «риск преждевременной смерти увеличивается на 26 %» у трети из тех, кого они признают одинокими[1040]. С другой стороны, растет подверженность обоснованному беспокойству по поводу твердо установленных угроз здоровью населения, таких как сигареты, ожирение, злоупотребление наркотиками и деменция. Так, например, во Введении Терезы Мэй к государственной стратегии по борьбе с одиночеством сказано: «…сегодня исследования показывают, что одиночество наносит такой же вред нашему физическому здоровью, как и курение»[1041]. Есть широко распространенное утверждение, будто это состояние столь же опасно, как и выкуривание пятнадцати сигарет в день. Но оно относится к области риторики, а не диагностики. Диапазон возможных вариаций по обе стороны уравнения делает его бессмысленным. Его расхожесть отчасти можно объяснить активностью групп влияния. Органы, стремящиеся привлечь финансирование и повысить свой статус в обществе, ассоциируют себя с авторитетностью кампаний, которые в случае с курением продолжаются уже более двух третей столетия. Несмотря на предупреждения об отсутствии таблеток для лечения одиночества, наблюдается тенденция к медикализации протестной повестки[1042]. Группы влияния, однако, являются продуктом общего чувства паники. Постоянное впадение в крайности отрицательных оценок уходит корнями в еще более общие опасения по поводу изъянов позднего модерна.

Ощущение кризиса проявляется на двух уровнях. В правительстве опасаются, что одинокий гражданин – это непреднамеренное последствие стремления к личной выгоде, неизбежного в обществе слабеющих социальных сетей. Целесообразно уделять больше внимания тем, кто не получает достаточной поддержки от семьи или общины – или же от государственных служб, призванных восполнять подобные недостатки. Эти проблемы имеют долгую историю, но чреваты скорыми последствиями, особенно на избирательном участке. «Соединенное общество» – более чем широкомасштабный документ. В нем обобщается проблема одиночества и затрагивается еще более широкая тема – то, как люди общаются друг с другом. В число институтов, ответственных за принятие мер, входят не только органы государственной власти и местного самоуправления, но и общественные организации и общественные пространства, бизнес с его кадровой политикой и множество добровольческих и благотворительных организаций. Авторы стратегии признают, «что правительство не может осуществить эти изменения в одиночку», и ставят перед собой задачу изложить «убедительное видение того, как все мы можем участвовать в построении социально взаимосвязанного общества»[1043]. Делаются скромные инвестиции в такие предприятия, как Building Connection Fund, и есть соразмерная надежда, что общинные предприятия снизят ценовое давление на Национальную службу здравоохранения. Этот документ возродил проект Дэвида Кэмерона «Большое общество», считавшийся давно похороненным, и, возможно, именно в этом документе Тереза Мэй подошла ближе всего к реализации своего инаугурационного обещания социальной справедливости.

Перед критиками подхода консерваторов стоит более фундаментальный вызов. Одиночество – репрезентативная патология высокого модерна. Это не нишевая социальная проблема и не сиюминутный вызов государственной политике, а отражение глобальной неспособности современных форм интимности противостоять тому, что Джордж Монбио описывает как «конкурентный эгоизм и крайний индивидуализм»[1044]. Монбио запустил собственный проект по борьбе с одиночеством, задействовав ряд цифровых медиа в кампании против полного, по его словам, уничтожения того, что значит быть общительным человеком. Все данные о медицинской и психологической заболеваемости заносятся в дело против разгула неолиберализма. Одиночество – это следствие процесса, в ходе которого «мы разорвали мир природы на части, ухудшили условия нашей жизни, отказались от своих свобод и перспектив ради навязчивого, атомизирующего, безрадостного гедонизма, в котором, употребив все остальное, мы начинаем охотиться на самих себя. Вот ради чего уничтожили мы суть нашей человечности – наши связи»[1045]. Армия одиноких людей, которым грозят обнищание и преждевременная смерть, служит одновременно мерилом провала позднего капитализма и источником энергии для проведения фундаментальных реформ. Цифры в этом дискурсе имеют значение. Риск распада общества огромен; шансы избежать негативных последствий незначительны и уменьшаются. Социальная разобщенность – недомогание; коллективный протест – решение.

Одиночество и уединение