Астрид чувствовала себя жутко неловко. Но она понимала, что должна высказать Еве всю правду. Ибо никто, кроме нее, этого не скажет. И набравшись смелости, терпения в груди, Астрид продолжила:
- Да. Я так думаю. Разве не ты подошла ко мне, дабы познакомиться? Разве не ты рассказывала мне, и только мне, все свои секреты? Я привела тебя в первый в твоей жизни ночной клуб. Пусть это был готический бар. Я всегда и во всем тебя поддерживала, и ты всегда могла на меня положиться. Я никогда тебя не подставляла. Мы были лучшими друзьями в мире, и даже больше! Теперь посмотри на себя по внимательнее. В кого ты превратилась? Ты стала патологическим эгоистом, зацикленным на собственном успехе, который должен быть лучше, чем успех твоей матери, чтобы ты не чувствовал себя дерьмом…
- Заткнись! – взорвалась Ева.
Ее глаза мгновенно стали мокреть. Астрид так же не сдержала эмоций и пустила слезу. Обе они пытались выглядеть спокойными. Но внутри у них были антициклоны.
- Ты ничего не знаешь! И меня не знаешь! Совершенно! – усиливалась истерика Евы.
- И даже то, что ты рассказывала?
- Это ничего! Это всего лишь пыль на твоих глазах, по сравнению с тем, что у меня в душе творится! Ты хочешь, чтобы я тебе сказала что-то? Так я сейчас скажу!
Еву переполняли эмоции. Она стала активно жестикулировать, и не сбавляла громкости своих речей:
- Проваливай! Катись в свою Норвегию! Я больше не желаю тебя видеть! Это твое отношение ко мне! Вы все отвергаете меня! И всегда так было! А мне многого не надо. Мне нужно лишь, чтобы меня признали. Как личность. Как человека, живого, существующего.
- Тогда зачем тебе все это? Тебя зовут не Ева! Тебя зовут Натаниэль!
- Нет. Натаниэль – пустое место. Это никому не известный ребенок, без конкретной даты рождения, без прописки, без родителей. Он не имеет ничего. Его не существует! Он не достоин всякого внимания! Он мертв! Он никто!
- И его мать, тоже никто?
Астрид знала, на что надавить. И данные слова задели Натаниэля в бесполом теле ее собеседника.
- Не смей так говорить о моей матери!
- Тогда, почему ты не можешь рассказать о ней всем? Скажи: Синди Уолкотт – моя мать! Разве это так сложно?
- Я жалею, что рассказала тебе эту тайну!
Эмоции покрыли здравый разум Евы. Ей все больше хотелось вставить словесный нож в спину своей лучшей подруги. Человека, которого, скорей всего, больше никогда не увидит. Ни в ней, ни в ком-либо другом. Но она сказала:
- Уезжай в свою Норвегию и не возвращайся! Пусть твоя мамочка любит тебя и лелеет!
Астрид набралась смелости подойти к Еве ближе, дабы взглянуть в ее бесстыдные черные глаза. И увидев в них презрение, она не смогла сдержать желания дать пощечину.
Ева почувствовала себя униженной. Она вовсе провалилась в мысленную бездну после данного жеста Астрид. Она молча пустила слезу. Астрид поняла, что это конец.
- Ты обвиняешь меня в том, что у меня есть мать? – произнесла она с комом в горле.
Ева, держась за щеку, не поднимала глаз. Между ней и Астрид сохранялась метровая дистанция. Никто из них не шевельнулся с места и не произнес ни слова, пока Ева не взяла пакет, и так же, не смотря на Астрид, покинула ее квартиру. Молча. Так же молча Астрид провожала ее взглядом. Закрыв свое лицо ладонями, она стала громко рыдать.
Следующий день был последним днем Астрид в Лондоне. Она не знала, вернется ли когда-нибудь, и хочется ли ей этого. Она перевелась на дистанционное обучение, теперь она могла быть с матерью.
Ей самой хотелось нянчить своего почти годовалого братика, которого скоро увидит. Она хотела быть в семье, быть частью семьи, внутри семьи. И единственное, что разрывало ее сердце на куски, была Ева. Эгоистичная, самодостаточная, презирающая всякие семейные ценности Ева, с которой она не могла не попрощаться. Астрид безумно хотела, чтобы, все-таки, они расстались с Евой друзьями и не держали друг на друга обид. Зная новый адрес Евы, она решила заехать к ней по дороге в аэропорт. У нее было мало времени и мало обиды. У нее были лишь благие намерения. И с таковыми она позвонила в дверной звонок квартиры Евы.
Ева была опустошенной. Она чувствовала себя куском дерьма на простывшей дороге. Почти пустая бутылка коньяка стояла с обреченной грустью на журнальном столе, заваленном разным хламом, вроде газет, журналов и окурков. Много окурков. В пепельнице и за ее пределами. Ева курила третью пачку. Она не спала всю ночь после ссоры с Астрид. Теперь ее лицо было безжизненным, усталым, неумытым и потрепанным алкоголем, никотином и депрессией.
Услышав звонок в дверь, она не стала тут же подниматься с дивана. Она вовсе проигнорировала данный факт. Струсив пепел на журналы, она снова, с тем же флегматичным видом затянулась сигаретой, смотря куда-то в пустоту.
Снова звонок. Второй, третий. Еве все равно. Кто там. Для чего. Она наедине с собой. Лишь через пару минут она услышала знакомый голос по ту сторону двери:
- Ева, открой! Я знаю, что ты дома.
Но Ева была неподвижной. Лишь сигаретный дым подавал признаки жизни.