История одного Человека

Не нужно думать, что только аристократии дозволялось стать рыцарями. Это не так. Такая ложная картина могла возникнуть лишь из того, как если бы менее благородный люд всячески отказывался бы стать образованнее. Кажется, что за глупость; чтобы в Столице, центре мироздания, горожан начала отуплять леность? «Да никогда!» – ответил бы любой, хорошо знающий работу кузнецов с телами как у Аполлона и умом как у Гефеста, ткачей, что без продыху шьют самые изысканные балахоны и пекарей, испекающих настолько дивно пахнущие хлеба, что те могли быть сравнимы лишь с амврозией самого Великого. Но калиготропия – не щадит никого; у этой болезни нет любимчиков и хозяев, эти силы неуправляемы и увидеть их не в состоянии ни один мудрец. Воздействие матери Калиго чисто энергийные и эти самые энергии как раз и отравляют всё королевство, поселяя внутри человека всё большее чувство опустошённости.

Опустошающими потоками мог заразиться любой, кто покоил внутри себя семя восприятия. После заражения, восприятие притуплялось, широта взгляда исчезала и человек превращался в искомца. Искомцы, как и Дивайд, славятся своей физической подготовкой, когда как родившиеся уже при Третьем Столпе – ныне низложенном у корней столичного древа – больше были заточены под умственную работу. Можно сказать, сквернотное поветрие Калиго иссекало человека до существа, принадлежность которого ни к одному из известных родов определить попросту не удавалось. Получался не то искомец, не то какой-то странного вида гибрид, несущий в себе как человеческое, так и что-то от рода туманниеов. Но так ли всё ужасно для тех, кто по своей природе искомец с самого что ни на есть рождения? На них-то, магия богини Калиго как раз и не распространялась, точно, как и на совсем уж древний род – туманников.

*                  *                  *

Но вернёмся к событию, что своей грандиозностью и апофеозностью бьёт все другие празднества Столицы. Посвящение в рыцарский чин испокон веков почиталось как нечто величественное. Эта инициация уступала лишь коронациям и получениям каких-то духовных санов. Становление рыцарем являлось нечто вроде переходом, стадией созреваний, когда инициировавшийся, путём разных испытаний со временем определялся – занять ему какую-то высшую должность в духовенстве или стать одной из десниц королей. Последнее было самым привилегированным положением, от чего всякий приближённый короля мог спокойно перечить даже самым аристократичным родам, не перенимая от этого никаких последствий.

Дивайд уже предвидел, что скорее всего его пристроят в ряды десниц его брата, но не высказывал своих мыслей вслух. Внешне он играл с окружающими своей выдуманной недальнозоркостью, чтобы в один момент, если он решит отказаться от тёплого местечка под крылом брата, журящие его не стали ссылаться, будто Дивайд попросту не хочет злоупотреблять семейными связями. Семья-то, особенно сам Валенс, поняли бы позицию Дивайда и приняли его таким, каким он сам возжелал быть, но если домыслы принца Дивайнов ещё как-то уживались в семейном кругу, то вот с духовной сферой, все схождения всегда оборачивались ярым негодованием, при чём со стороны именно последних. Кому же захочется держать на воле столь опасную машину убийств? Ведь духовенству и в голову не приходило не представлять Дивайда каким-то страшным бесом. Они считали, что не сведи его активность к минимуму, в королевстве может пойти всё немного не так… Не так, как это задумывала религиозная община.

После омовения, покаявшись перед посвящавшим Дивайда святым, юный принц заметил во взгляде его преосвященства искру недоброжелательности. Это было мимолётное мгновение, но в памяти Дивайда оно отпечаталось ярким оттиском. Сначала он подумал, что не тот ли это самый экзаменатор, принимавший у него теорию, от чего и сейчас, он походил на скрытно сетовавшего учителя? Но нет, эти догадки тотчас рухнули, так как благо, молодая память не давала воспоминаниям окостенеть. Этот святой был выше образовательных институтов, скорее всего он занимал досточтимое место в храме Гелио. Но от чего же в нём так и пульсирует отвращение к новому рыцарю, Дивайд всё не допонимал.

Духовенство идёт на абордаж