Так пришла пора второй экспериментальной жертвы –
Община туманников практически не отходила от фундамента столпа памяти и не знала, что существуют иные параллели. Взяв частичку мозга своих костей, затем объединив ту с нейронными пульсарами своего черепного короба, Великий ударил по туманной тверди и от самого ядра до самых высших слоёв атмосферы поднялся второй столп.
Словно неописуемых габаритов ветродуй, величавая констукция разогнала сонмы дымчатых туч, заодно подарив туманникам их новый титул. Всё ещё неудовлетворённый произведёнными модификациями, Великий всё же стал более сносно оценивать своих отпрысков и одарил тех званием искомцев. Связана эта перемена была не только с ново подоспевшим этапом эволюции, – переселением народов или же фазой кочевничества, – но и с зажёгшейся в глазах ясностью. Оторвав от Себя крупицу мышления, мыслить стали и туманники, после чего, называть их подобным образом казалось неправильным; такое отношение было сродни тому, как если бы вышедшую из водных глубин фауну по-прежнему именовали бы чем-то гидробионтным, а не пресмыкающимися.
Кроме мыслей, могучая пилястра впитала в себя и чувства. Великий не скаредничал со Своим творческим замыслом и вдобавок к костям и нервным связям, Он расплатился сердцем. Кровяные жилы обагрили столп карбунколовым покроем. Чуть погодя, алыми рельефами стал простираться результат мыслей и чувств, отданных Великими на попечение Его дочерям и сыновьям. Выразились же новые письмена гимнами Его величию и власти, отражённые сотнями самых разных божеств. Выдолбленные у второго столпа фигуры были персонифицированными образами, все как один, отпевавших псалмы в честь их Единственного и Единородного.
Расселившись по новым территориям, искомцы стали всюду возводить культуру пенат. Обретя мысли, все позабыли о пассивном существовании и принялись культивировать традиции, обряды и собственный стиль жизни. Осёдлость большинству пришлась по душе и с этим новоиспечённым пристрастием, земледелие вместе со скотоводческими навыками стали главными постулатами тех первых паров развития, когда мировоззренческая картина туманников заменялась подошедшей перспективой братии искомцев.
И снова образованная форма существования не была достойна того должного уровня, на который Великий всё продолжал натаскать плоды Своих трудов. Если уж не полная автономность, как у Его Величества, то хотя бы независимость от идолов и излишней ритуальности. Кругозор его последователей был узок и ютился лишь в кромке божественного пантеона второго столпа. Дабы пошире раскрыть веки несчастных неофитов, Величавая сущность отделила от Своего уже довольно-таки сильно истерзанного естества правую глазницу и распылила ту по всем параллелям. Разлетевшиеся адаманты мерцали тем же норовом, каким наделялось и зрение их носителя. Великий заклал третью подать – остатки Своего восприятия и с этим, вывел искомцев на третий эволюционный виток. Уже не туманники, без всякой приставки искомости, а
Человек, в отличии от туманников и искомцев, мог видеть, но видеть не внешнее, а внутреннее. Насытившись манерой восприятия отцовских очей, человечество смогло мыслить не конкретно, а абстрактно; не предметно, а образно; вместо самого явления виделась сущность случившегося, а объективно-наглядные представления сменились чистой метафизикой.
Тремя экспериментами старался Великий воспроизвести приснившихся Ему Древнейших и трижды постигла Его неудача. Вместо равных Себе, получились наследники и продолжатели отцовского дела. Вроде-бы и хорошо, прогресс не затормозиться, люди продолжат нести на себе миссию Великого, но не этого Его Превосходительство хотело, не каявшихся жаждал Он взрастить, а стоящих с Ним на одном уровне. Окончательно разочаровавшись в своих попытках, Всесоздатель стал замечать в Себе и другие неполадки: то неожиданно нахлынывала мигрень, то нападали извечные боли. Сам Великий уже не мог толком отследить, в чём причина проявляющихся недугов, так как опустошив Себя и многим пожертвовав, Его Преосвященство незаметно осенило себя той же заразой, от каковой страдало послужившее нивой для всех параллелей древо, а именно – скверной.