История одного филина

— Знаю, я ведь не к тому говорю…

Постепенно Ферко приохотился к новой профессии. И то сказать, силища в этом тракторе! Работает за двадцать волов и хоть бы что, знай себе прёт… машина, она и есть машина!

Ферко теперь не без гордости вставлял в разговор такие словечки, как «магнето», «аккумулятор», «свечи», «сопло», но каждый раз, как повозка агронома, вздымая пыль, проносилась к дальнему полю и Помози, точно заправский кучер, громоздился на облучке, сердце Ферко сжималось.

Из Помози и впрямь получился хороший кучер и гораздо скорее, чем предполагали агроном или Ферко. Он любил лошадей и, не жалея труда, обхаживал их, что, правда, не мешало ему у подножия Красного холма — был к тому повод или нет — на всякий случай награждать норовистого коренника ударом кнута.

— Пожалуй, теперь он запомнил урок, можно его и не бить для острастки, — предложил, наконец, агроном, и Помози согласился, что стоит попробовать…

На следующий день Помози не притронулся к хлысту.

И Ветерок не выкинул никаких фортелей.

Продержался коренник и еще два следующих дня, а на четвертый день его опять «заело» — на склоне холма конь осадил назад и попятился, — и снова пришлось всыпать ему горячих.

— Знаешь что, Йошка? — рассмеялся тогда агроном. — Видимо, порка ему необходима каждый четвертый день…

Постепенно привык к новому человеку и Ху, который вообще если и отличал одного человека от другого, то почти никак не показывал этого. Один Мацко по-прежнему был привязан к старому кучеру и даже по прошествии нескольких дней встречал Помози довольно холодно, тогда как возвращающегося вечером Ферко ждали самые бурные выражения собачьего восторга.

— Есть тут еще один человек, — пояснил Мацко филину, — он тоже приносит еду, но мой настоящий хозяин — другой, старый.

— Что один человек, что другой, — сердито захлопал глазами Ху, — раньше тот приносил еду, теперь этот, а еда все равно не та, что мы бы сами себе добыли на воле…

— А по мне все равно, еда есть еда, — вильнул хвостом Мацко, — лишь бы мясо было. Старые псы говорят, было время, когда мы питались одним только мясом, но это, наверное, было очень давно. Я же иной раз ем даже сечку, которой кормят свинью…

— Тьфу, — нахохлился филин Ху, — я бы скорее сдох. Хватит и того, что приходится есть добычу, которую не сам ловишь… Но последнее время люди нас мало тревожат…

— Да, — моргнул Мацко, — люди сейчас целыми днями на полях и собирают разный корм. А потом, когда ударят морозы, у них уже все будет припасено дома… Человек — самый умный из нас…

— Удивительно, — кивнул Ху, — теперь и мне человек уже не так противен. Ко мне он не прикасается, и сама охота с человеком была бы вполне приемлемой, не будь я привязан.

— Но тогда бы ты улетел…

— Ну, конечно!

— А с кем бы тогда охотился человек?

— Не знаю…

— Вот видишь! Затем и держат тебя здесь в хижине, что только с тобой можно охотиться…

— Возможно, — защелкал филин, — возможно, ты прав, но для меня это очень плохо! Лучше уходи-ка ты, пес, в такие моменты ты меня особенно раздражаешь…

— Я всего лишь сказал правду, но могу и уйти, и так уж слишком припекает Великий Свет, его больше, чем нужно, чтоб видеть.

И Мацко побрел к конуре, потому что жара нагнала на него сон.

Правдой было и то, что агроном в последнее время меньше охотился.

Сперва тянулась жатва, потом взревели молотилки, осыпая акации возле тока густой, пахнувшей хлебом пылью и мякиной. Но когда амбары были наполнены зерном, а на рыхлых верхушках свежесметанных стогов зачирикали молодые воробьи, агроном вызвал Ферко.

— Освоил трактор?

— Освоил…

— Сегодня суббота, в понедельник сдашь экзамен.

— Это можно, — ответил Ферко весьма уверенно.

— Да не забудь поставить магарыч старому Бицо, который тебя учил…

— Хорошо, господин Иштван…

— А завтра на рассвете отправимся на охоту. Завтра Йошка еще побудет при лошадях… Мне надо с ним поговорить.

— Слушаюсь.

Уже заметно смеркалось, когда Ферко с радостью приплясывавшим вокруг него Мацко прошел через двор.

— Так ты пришел, — уперся пес лапами в грудь Ферко, — все-таки ты пришел!

— Полно, полно, старый приятель, — Ферко отвел огромные лапы пса, — все снова пойдет по-прежнему.

Дверь захлопнулась за спиной Ферко, и наступил ничем не тревожимый вечер.

Мацко еще какое-то время смотрел на дверь, скрывшую человека, которого он любил, но когда шаги Ферко стали неразличимы для чуткого уха пса, хвост у Мацко обвис, и пес растянулся на брюхе поперек входа; каждому без слов было ясно: пес заступил на свой законный сторожевой пост.