– Нет, Ален. Пойми, если человека всю жизнь считают дома ничтожеством, если его унижают, бьют… – Его голос дрогнул, и мое сердце сжалось в новом приступе жалости. Неужели он не играет? Неужели все так и есть на самом деле? – Если над ним издеваются, то он будет чувствовать себя ничтожеством, несмотря ни на что! Я влюбился в тебя, но запутался в себе, понимаешь? Поэтому и отдалился.
Я на секунду задумалась. Вся эта история с издевательствами дома, конечно, душераздирающая. Но при чем тут я?! Разве я заслужила такое отношение? Пусть разбирается в себе, прежде чем заводить с кем-то шашни! Мое сердце снова закрылось, не успев открыться.
– Знаешь, мне это все неинтересно. Если у тебя проблемы дома, я тебе сочувствую. Но это не отменяет того, что ты сделал!
– Алена! – Он метнулся ко мне и прижал меня к себе, держа за талию и ища губами мои губы. – Пожалуйста, помоги мне, ты мне нужна!
Мгновение. Всего на одно мгновение я расслабилась и позволила своему телу по привычке прильнуть к нему. Руки обвили его шею, лицо упало к нему на грудь. От него пахло чем-то родным, теплым, солнечным. Я почти поверила, почти согласилась простить. Но в следующую секунду во мне с новой силой вспыхнуло совершенно новое для меня чувство – уязвленная женская гордость. Я с силой отпихнула Макса.
– Пошел вон!
– Алена!
– Я сказала: пошел вон. – В моем голосе была сталь, и я сама удивилась, откуда она там взялась. – Иди и трахай кого угодно, только не меня. Мне ты больше никогда в жизни не сделаешь больно.
С этими словами я захлопнула дверь у него перед носом и сразу закрыла ее на оба замка. Немного постояла, прислонясь к двери спиной, пытаясь успокоиться и выровнять дыхание, и пошла на кухню выпить воды.
Как он мог! Как он мог все это на меня вывалить именно сейчас?!
Когда мы были вместе, он ничего не рассказывал о том, что творится у них дома, а сейчас заявился ко мне с этим признанием, чтобы оправдать свое скотское поведение! Я сделала несколько жадных глотков и уставилась в стену, пытаясь переварить услышанное.
А потом я услышала вопль. Дикий женский крик, полный ужаса и боли, доносящийся с улицы.
Сердце замерло, и я метнулась к окну.
На асфальте около подъезда, ровно под окном нашего лестничного пролета, ничком лежал Макс. Вокруг его тела медленно расползалось темное пятно.
Я услышала еще один крик. Протяжный, безумный вой, полный животного страха. Я не сразу поняла, что кричала я сама.
2017
Встреча подходила к концу. Я сидела на стуле без сил, как будто кто-то вытащил из меня все кости. Глаза опухли от слез, а из сумки выглядывала гора насквозь мокрых салфеток.
После того как я закончила свой рассказ, все стали подходить ко мне и обнимать.
Я чувствовала руки – они гладили меня по голове, обнимали, голоса шептали мне на ухо слова сочувствия. Меня поразило то, что не было никакого ощущения чуждости. Мне казалось, что все мы близкие родственники, – настолько естественным было все происходящее.
После этого я выслушала еще восемь историй. Восемь душераздирающих историй, каждая из которых разбила мне сердце. Маленькая дочка, умершая от рака, не дожив до первого дня рождения всего месяц. Муж, который уехал в поход в горы и не вернулся. Беременная жена, которую сбила машина.
Слышать все это было чудовищно тяжело. Мне хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, сбежать. Все, что угодно, чтобы больше не чувствовать эту боль в груди. Но в то же время я знала, что должна. Им, моим новым близким людям, нужно было выговориться, так же, как и мне. И лучшее, что я могу для них сделать, – слушать.
Было уже больше одиннадцати, последние две участницы прощались с Димой, пожали ему руку и, помахав мне на прощание, пошли к выходу из зала. Я сидела на месте, гадая, откуда мне взять силы, чтобы добраться до дома. Из глаз продолжали катиться слезы. Дима подошел ко мне с рулоном туалетной бумаги:
– Вот, возьми. Салфетки закончились.
– У такого дерьмового психолога, как ты, всегда должна быть под рукой туалетная бумага, – заметила я и оторвала себе приличного размера кусок, чтобы вытереть слезы. Он засмеялся.
– Рад, что ты не утратила способность шутить.
– Я, кажется, утратила способность жить, – призналась я. – Понятия не имею, как жить дальше со всеми этими чувствами.
Дима сел на корточки напротив и взял меня за руку. Ладони у него были большие, теплые и сухие. Он смотрел мне в глаза ласково, по-доброму:
– Ты сегодня была большим молодцом! Очень хорошо, что ты попала именно на этот курс, хоть это и вышло случайно. Не забывай, что это только первый этап, самый болезненный. Дальше будет легче. Самое сложное уже позади.
– Но мне так плохо, – пожаловалась я и почувствовала, как слезы опять заструились по щекам.
– Еще бы! Ты расковыряла старую рану, которая худо-бедно уже зажила. Несколько дней она будет болеть.
– Не представляю, как мне завтра идти на работу!
– Так и иди. Разреши себе побыть слабой. Ты не робот, а всего лишь человек. Имеешь право пострадать. Поверь мне, на твоей работе у каждого бывали такие же дни.