Он всегда являлся сугубо секретным объектом и в официальных документах (а также на почтовых адресах) обозначался под кодовым наименованием – "почтовый ящик (п/я) 231". Лишь в конце 1968 года Вятлагу подобрали более нейтральный, безлико-казенный "псевдоним" – "Учреждение К-231", но еще долгое время (вплоть до середины 80-х годов) и он оставался "непечатным": применяли разные "эвфемизмы" (в основном – с "производственным уклоном", что, в общем-то, наиболее адекватно отвечало сути вещей) – "Лесновский лесокомбинат", "предприятие п.Лесной" и т.п…
Теперь, имея определенное представление о внешних параметрах "лагерной среды обитания", попытаемся мысленно "проникнуть" в ее "содержимое", представить себе внутреннюю структуру, "пневмосферу" мира заключенных.
б/ "Блатной мир"
По меткому замечанию ветерана Вятлага П.Т.Ожегина, "в лагере существовала своя, образно выражаясь, классовая структура". Наиболее многочисленным "классом" в ней были "мужики", то есть работяги, заключенные-сдельщики. Это они валили и пилили лес, строили "зоны" и жилые поселки, выращивали сельхозпродукцию и делали многое другое, на чем держалось все лагерное хозяйство.
"Доходягами" называли истощенных до крайности заключенных, которые не могли трудиться. Потеря веса у них составляла более 30 процентов. В основном они умирали от дистрофии.
"Придурками" именовались заключенные, работавшие в хозобслуге лагеря: дневальными, хлеборезами, поварами, конторщиками, сушильщиками, нарядчиками… Они имели возможность дополнительного питания (естественно, за счет "работяг"), сотрудничали (в определенной мере) с лагадминистрацией и от них порой (особенно – от нарядчиков) многое зависело в судьбе рядового лагерника.
Особую "касту" в лагере составляли "блатные" и "воры". Лидеры их называли себя "ворами в законе" и, в соответствии с неписанным "воровским кодексом", не работали (это запрещалось, считалось, применяя их жаргон, "западло"), но прекрасно жили за счет труда все тех же "мужиков-работяг". "Воры" становились полными вершителями судеб заключенных, если им удавалось взять верх в "зоне". Вокруг этих "паханов" вертелись "шестерки", прислуживавшие своим хозяевам и готовые на все по их команде. Высшим "органом управления" у "блатных" являлась "сходка": что она решит – так тому и быть в "зоне". Неотъемлемые черты "блатарей" – эгоизм и жестокость. В жизни их интересовали лишь деньги, "шмотки", карты, спиртное, женщины – то, что (при существовавших тогда внутрилагерных порядках) "воровские авторитеты" всегда имели. Самой большой страстью блатных является игра в карты "под интерес". Играли нередко целыми сутками (работали-то за них "мужики") – самозабвенно, азартно – до иступления. Карты мастерили из тетрадей, книг, журналов, газет, даже из хлеба – из всего, что имелось под рукой. Зачастую проигрывали все: "пайку", деньги, одежду – и продолжали играть в долг, оставаясь в буквальном смысле голыми. Картежная игра в лагере запрещена и нарушителей строго наказывали, вплоть до водворения в ШИЗО, но это мало кого останавливало. Проигравшийся мог (по указанию выигравшего) отрубить себе кисть руки, нанести увечье другому, совершить убийство.
На 21-м ОЛПе в 1954 году "начальник режима" (заместитель начальника лагпункта) зафиксировал такой случай: "Воровские неписанные законы соблюдались четко. Невыполнение их могло стоить жизни. Вот пример. Один из "воров" проигрался в карты в долг. По-лагерному – "засадил фуфло". А это "ворам" было не положено. "Пахан" собрал "сход", на котором проигравшегося "вора" предупредили и дали ему срок для расчета. Подошло время – он расчитаться не смог. Вечером перед отбоем пришел "исполнитель", вызвал с нар должника. Тот понял, за чем он пришел, и спросил: "Ну что, резать пришел? Давай – режь здесь!" Но "исполнитель" указал ему на туалетную комнату, где "обвиняемый" подставил ему под нож свою грудь и погиб, по-"воровски" искупив свою "вину"…