Оставив меня, он начал расталкивать лежавшего рядом толстого кубанца, того самого, который был похож на булочника. Кубанец прилип всем телом к земле и только мычал в ответ. Я выглянул из-за камней: передо мной, немного справа, круто поднималась вверх узкая полянка. Шагах в пятидесяти, разделяя полянку на две половины, в нее врезалась острым мысом большая обрывистая скала. По ту сторону полянки темнела сплошная стена ежевичных кустов и торчали корявые ветви вязов, спиленных на высоте человеческого роста. У подножья скалы, скрючившись, лежал человек, как будто прислушиваясь к тому, что делается в земле. В левой, откинутой руке он сжимал винтовку.
— Кто это? — спросил я Милешкина.
— Воронов. — Замявшись, он добавил: — Убит наповал. Вот санитаров не могу поднять. Трусят, черти. Ну, бегите же! — И он потянул меня за рукав.
Несколько секунд я не мог разогнуться, потом встал, как будто подняв огромную тяжесть. Невольно правая рука начала крестить грудь маленькими, поспешными крестиками, так, как я никогда не крестился. Неуверенно я сделал несколько шагов. Бежать в гору было трудно, и я, не отрывая глаз от земли, подпрыгивал, боясь споткнуться. Я увидел, как из-под правой ступни в двух вершках вспыхнул фонтанчик земли от ударившей пули. Стараясь не задеть тела Воронова, — мне казалось, что оно перегораживает всю полянку, — я обогнул скалу, задыхаясь, пересек оставшуюся половину полянки и с наслаждением, всей грудью, бросился в ежевичные кусты. Споткнувшись о корни, я растянулся, царапая руки и лицо острыми, сухими колючками. Я остался лежать, как упал, — мне показалось, что я наконец-то нахожусь в полной безопасности.
13
Не знаю, сколько минут или даже часов пролежал я, почти не двигаясь, в ежевичных колючках: время остановилось. Я ни о чем не думал, память бессознательно отметила несколько мгновений, как будто даже не связанных друг с другом: небо, видимое сквозь переплет голых веток; луч солнца, падавший на мою руку; далекий, оттуда, снизу, еле долетевший до меня крик: «Подождите, ужо мы покажем вам, мать вашу…»; оглушительный треск пулемета, заработавшего рядом, — вероятно, за соседним кустом; большой навозный жук, вылезший из-под хвороста, — задними лапами он катил круглый шарик, его медно-черная спина поблескивала на солнце; лицо Милешкина, внезапно вынырнувшее из-за кустов, — один ус у него торчал вниз, и от этого казалось, что он гримасничает: большое пятно коричневой грязи на моем халате — я старался очистить его рукавом; вкус черного хлеба, который я лениво жевал; и — сквозь все эти отрывочные впечатления — сладкий запах оттаявшей земли. Вдруг — видение было необыкновенно ярким — я вспомнил, как меня пытали жаждой: мне было одиннадцать лет, крупозное воспаление легких у меня осложнилось гнойным плевритом; по распоряжению доктора мне совершенно не давали пить; в июле месяце в гамаке между соснами Рижского взморья, туго закутанный одеялами, я лежал не двигаясь часами. Блистающий, раскаленный воздух — ни ветерка, ни дыханья, — запах смолы, пыли, душный залах увядающих роз на круглой клумбе, растрескавшиеся губы и во рту распухший, огромный, лежащий колодой, неповоротливый язык. По дачной улице длинноусый мороженщик тащил ярко раскрашенную тележку, и его призывный крик: «Сливочное! Земляничное!» — был похож на камни, разбивающие стеклянный воздух, — во все стороны бежали трещины, иглы сосен сияли острыми лучами, и безоблачное небо всей тяжестью давило мне грудь. Мне и на самом деле мучительно хотелось пить, сознание жажды как будто включило время, работавшее на холостом ходу. С того момента, как я увидел, что моя жестяная фляжка пуста, — рядом валялась выскочившая деревянная пробка, и на земле еще темнело влажное коричневое пятно, — я снова все начал помнить отчетливо и ясно.
Выбравшись из кустов ежевики, я начал взбираться на гору. Тропинки не было, я продирался между разросшимися во все стороны ветками вязов. Пройдя шагов сто, я увидел около большого камня трех кубанцев нашего взвода, сидевших на земле. Один из них старательно перематывал обмотки, он был так занят своим делом, что даже не поднял головы, когда я приблизился к ним.
— Где взводный? — спросил я.
Один из кубанцев лениво показал рукою вверх и ответил:
— Выше полез.