История одного супружества

Весь танец что-то словно тянуло меня за рукав, а оказалось, что это я сама, девочка, показывала себе кусочек прошлого. Я видела, что и с Холландом что-то происходит. Возможно ли, что он по чистой случайности увидел в том же мелькании теней листьев и света, в том же оркестре, слегка отстающем от ритма, слабый след прошлого? Может быть, шуршание бумаги (девушка за его спиной доедала шоколадку) превратилось в шуршание газеты, которую когда-то давно читал Базз. Каждый день, в точности как и мой обрывок памяти относился к каждому дню. Кто я, чтобы гадать, что у моего мужа на сердце? Знаю только, что он выглядел как человек, у которого нигде не болит. Мы будем счастливы, каждый из нас. Тот путь, что я выбрала, – правильный путь. Жизнь потечет, как ей положено, меж своих берегов, как река без плотин. Больше никаких сомнений. Мы долго смотрели друг другу в глаза, каждому из нас удалось сделать удивительное – обмануть время, – и это единственное известное мне определение счастья.

Музыка стихла. Певец в серебряном галстуке сказал: «Леди и джентльмены, пора!»

Возле меня возник муж со стаканами в руках, а из-за эстрады под зорким наблюдением лаксперских пожарных вознеслись на тридцать футов в небо огромные столпы ревущих искр, и мы зааплодировали – конечно, мы кричали до хрипоты, как же иначе? И мерцающий занавес, и эта стена огня, шипение и искры, которые нас куда-то уносили, – конечно, все тревоги развеялись, и, конечно, он поцеловал меня на том танцполе благодарным прощальным поцелуем – мой старый муж, моя старая любовь.

* * *

Холланд уехал раньше, сказав, что плохо себя чувствует, а мне, должно быть, ударили в голову коктейли, потому что я согласилась остаться танцевать, если он договорится, чтобы меня потом отвезли домой. Он поцеловал меня на прощание, сказал, что с ним все будет в порядке, а я пусть развлекаюсь. Меня приглашали разные мужчины, и я с ними танцевала, но по большей части держалась своего мычащего солдатика, возможно, в надежде на волшебство, на то, что он вернет мне и другие осколки памяти. Не вернул. Вместо этого он подо все песни танцевал один и тот же фокстрот – под быструю музыку посложнее, под медленные номера поспокойнее. Мне же больше всего нравилось находиться в толпе расслабленных людей, двигающихся, как конькобежцы, против часовой стрелки. Я так долго отказывала себе в этом чувстве – чувстве, что ты как дома.

Молодому человеку – его звали Шорти – доверили везти меня домой, и снаружи нас ждало такси, светившееся, как телефонная будка. Внутри сидел таксист и увлеченно читал, пока Шорти не привлек его внимание стуком в стекло. Мы поехали.

– Я видел, как муж целовал вам руки на прощание, – сказал Шорти. Серебряные ветви яблоневого сада закрывали луну, и я обернулась, пытаясь разглядеть его лицо, проступающее из темноты. У него были очень большие глаза, усы и очки в проволочной оправе, блестевшей, как гравюра.

– А, он всегда так делал. Еще в детстве.

– Вы так давно его знаете?

– Ну да, довольно давно. Мы познакомились в Кентукки, мне было шестнадцать.

– Я из Алабамы. Должно быть, он очень добрый человек.

– Да.

– Вам повезло, – сказал он и добавил: – Он такой красивый.

– А, да, – сказала я, снова глядя в окно. – Он красивый.

В его голосе мне послышалось тайное желание:

– Правда.

Значит, он тоже «один из них». Такие мужчины, они везде, и меня будет вечно к ним тянуть. Я откинулась на сиденье, вздрагивая при мысли о мальчиках-подменышах, которые сейчас рождаются, и о бедных девочках, которые их когда-то полюбят.

– Должно быть, вы его очень любите, – мягко сказал он. Он сидел очень тихо и глядел на меня.

А я смотрела, как лунный свет околдовывает склоны холмов, рогатые ветви деревьев, берег залива без единого корабля. Луна поднималась быстро, она нашла на небе стадо облаков и, коснувшись их, превратила в суставчатые сполохи света. Звезды изо всех сил старались, чтобы их было видно. А мимо пролетали фермы, сараи, мельницы, и все сияли в свете луны, как фарфоровые.

Вдалеке какое-то животное – кажется, койот, – неслось по холмам, чертя светлую линию, словно комета.

– Миссис Кук? – снова позвал меня молодой человек.

– Простите, да, конечно. Он прекрасный человек.

– Такая красивая женщина, как вы, его заслуживает.

Мы подпрыгнули на камне, и моя рука упала на сиденье между нами, скользнув по руке Шорти. Не знаю, почему я ее не убрала.

Таксист зажег спичку, и нас на краткий миг омыло теплым светом, пока он не поднес ее бережно к сигарете, прикурил, а затем стряхнул спичку, как градусник, оставив только дымный знак вопроса. Я смотрела в окно на проплывавший мимо дом, затем обернулась к Шорти, и он меня поцеловал.