История одного супружества

Потом Базз рассказал мне, что они уже почти назначили дату, что он должен был уехать однажды рано утром, а Холланд поехал бы с ним: «Перли, привыкай к мысли, что скоро ты останешься одна». Только когда он это сказал, я действительно представила, что он задумал: просто Холланд сядет в машину. Все муки, все хитроумные планы сводились к хлопку дверцей. Но еще я поняла, причем впервые, что Базза я тоже потеряю. Все это казалось несбыточной фантазией, а теперь я слышала, как Базз говорит: «Я сказал ему, чего я хочу и как я не мог забыть его все эти годы». Такие проявления страсти всегда трогали моего мужа, они привели его из жизни Базза в мою, а теперь возвращали его в прежнюю среду обитания. Проявления чужой страсти. «В этом смысле он как зеркало», – сказал Базз. Это самое правдивое, что он когда-либо говорил о Холланде Куке.

В день своего возвращения Лайл лежал на полу и осторожно жевал руку моего сына. Он был тощий, свалявшийся и весь в репьях. Все золотистое стало тусклым, грязным. Я подумала, что ни одному из моих мужчин не пришло в голову вымыть собаку, он выглядел как вольное животное, ничейное. Однако он пришел домой. Может быть, как и большинство из нас, он все же был слишком домашним.

– Ты нас любишь, что ли? – поддразнил пса Холланд, почесывая ему живот, и Лайл блаженно закрыл глаза. – Мы тебя прощаем, сумасшедшая ты собака.

Если бы Лайл мог завыть во всю глотку, он бы так и сделал, уверена.

* * *

В последний раз мы с Баззом виделись наедине в заброшенном парке. Молодые тополя просеивали свет, а крапива теснилась в тени, откуда, словно вспугнутые птицы из кустов, выпорхнула парочка и устремилась к припаркованной машине. Мы дошли до прогалины, заросшей почти целиком, за исключением двух каменных постаментов, отмечающих место последней в Калифорнии дуэли. Вряд ли сюда приходил хоть кто-нибудь. Я сама нашла его на карте и предложила здесь встретиться – у нас почти кончились места для встреч. Правда, теперь они нам не будут нужны.

– Ты должен сказать мне.

Он помолчал, серьезно на меня глядя.

– Завтра.

– Вы уезжаете завтра? Это слишком скоро, ты не говорил…

– Завтра, Перли. Мы с тобой это обсуждали, и так будет лучше. Я не хочу тянуть, с ним все очень тонко. Как говорят китайцы, счастлив тот, кто быстр.

Интересно, правда ли китайцы так говорят, подумала я. Я пристально изучала его лицо.

– Ты ему сказал?

Он провел рукой по листьям.

– У нас на днях был большой разговор.

– Ты сказал ему все.

Он кивнул.

– Ты сказал ему про меня.

– Да.

– Что ты сказал?

Он оторвал лист и расправил на ладони.

– Что я позабочусь о тебе и сыне.

– Он знает, что я его не брошу?

– Никто никого не бросает, – сказал он, поднимая взгляд. – Он знает. Что ты понимаешь и что ты этого хочешь для Сыночка.

На деревьях надрывались птицы.

– Я бы сказала не так.

– Тогда прошу прощения. Я старался как мог. Очень волновался.

Я обернулась к нему и спросила наконец:

– Разве он не любит тебя?

Базз вертел лист в руках и с улыбкой гладил маленький гребень прожилок.

– Любит. Теперь я точно знаю.

Я вспомнила, что видела на днях в прихожей нашего дома: мужчину с открытым разумом. Лицо, на котором наконец можно было что-то прочесть. Перемирие, заключенное с самим собой.

– Да, – сказала я уверенно. – Почему-то мне нужно было это знать.

С минуту он шагал молча и отрывал от листа клочок за клочком.

– Спасибо.

– За что?

– Ты была ко мне добра.

Я оперлась на каменный постамент с именем дуэлянта.

– Мы ведь друзья, – сказала я. – Несмотря ни на что.

– Кто бы мог подумать. Но я рад услышать это от тебя. Несмотря ни на что.

Где-то за деревьями проехал грузовик, и мальчишеский голос закричал что-то на иностранном языке. Я спросила, упомянул ли он Аннабель, и он покачал головой.

– Значит, он знает не все.

– А это нужно? – спросил он, и я не ответила. Мы сделали достаточно.

– Значит, завтра.

Он на ходу бросил лист в траву.

– Верно. Я подумал – может, сегодня Холланд уложит Сыночка.

– Но его всегда укладываю я, это будет…

Он остановился и посмотрел на меня.

– Так он сможет… Так Холланд сможет, ну… попрощаться.

Меня пронзил мгновенный ужас – я представила, как Базз и Холланд уводят сонного Сыночка, трущего глаза кулаками, из кровати, а на улице ждет машина… Но эту картину быстро сменила другая – мой муж стоит в темной спальне сына, потом кивает и отворачивается. Он был любящим и внимательным отцом. Базз обещал, что он будет присутствовать в жизни сына, писать, приезжать, а потом и брать его с собой – от этих отцовских обязанностей Холланд никогда в жизни бы не отказался.

– А что потом?

Базз продолжал шагать, рассказывая мне о предстоящем вечере.

– Может быть, вы с Холландом послушаете радио, как обычно.

А так смогу попрощаться я.

– А потом, в десять, он скажет, что пора ложиться, – продолжил Базз.

– После Граучо.

– После него, – сказал он, отводя нависающую ветку. – Он скажет, что пора спать, и ты поцелуешь его на ночь или что вы там обычно делаете. И, возможно, примешь снотворное.

Я спросила, зачем мне это.

– Может, тебе так будет проще.

– Так будет проще тебе. Если я все просплю.