— Спасибо. Подарок моей матери, вчера прислали.
— У нее отличный вкус.
— Это так. Ты раздевайся, а то запаришься. Давай сюда плащ.
Под плащом у Алексы был камзол ее любимого синего цвета, по воротнику которого расплескались кружева белоснежной рубашки, ворот был скреплен сапфировой брошью.
— Ты тоже очень красива, — сказала Лазель. — Надо отдать должное, тебе идут мужские камзолы. Даже гораздо больше, чем иным мужчинам.
— Вот уж над этим я никогда не задумывалась, — рассмеялась Алекса.
— Идем, я приготовила нам угощенье. Ведь праздник.
— Угощенье? — удивленно вскинула бровь вампирша, позволяя подруге увлечь себя в гостиную.
— Именно.
Усадив свою гостью на диван перед камином, Лазель достала из шкафа стеклянную бутылку причудливой формы и два бокала. Проворно разлив в них содержимое бутылки, она протянула один Алексе со словами:
— Прошу, угощайся. Этот нектар слаще всех вин мира!
Жидкость в бокале имела алый цвет, но при этом в ней то и дело мерцали синие искры.
— Что это? — не удержалась от вопроса вампирща, но догадка уже начала формироваться в ней: — Кровь?
— Да! — улыбнулась Лазель. — Кровь оборотня с добавлением нашего эликсира. Ты наверняка знаешь о нем.
— Тот самый, который позволяет крови сохранять тепло и свежесть на протяжении многих лет?
— Именно. Ну, как говорится, за нас!
Они чокнулись и почти одновременно пригубили содержимое бокалов. Что-то подобное Алекса пробовала лишь однажды, очень давно, когда еще путешествовала вместе с Менестрес. Вкус был очень своеобразный. Нет, в том, что это кровь, не оставалось никаких сомнений. Но она была немного другой, живее, что ли… И, что удивительно, вызывала легкое опьянение. Алекса почувствовала это где-то после третьего бокала. Когда она сказала Лазель, та заливисто рассмеялась и сказала:
— Еще бы! Кровь оборотня или вампира почти всегда вызывает такой эффект, в этом ее ценность. Еще?
— Спасибо, нет. Я и так не была особо голодна, а теперь…
— Ну, как хочешь. Кстати, у меня для тебя есть подарок.
— Да? У меня тоже.
— Я сейчас, — Лазель упорхнула, как порыв ветра. Вот она сидела рядом, и ее уже нет. Она вернулась всего несколько мгновений спустя. В ее руках был небольшой сверток, который вампирша протянула Алексе.
Та приняла сверток и нетерпеливо развернула. Увидев его содержимое, Алекса так и застыла. Лишь через некоторое время она вышла из ступора и, не сдержавшись, расхохоталась. На ее коленях, среди оберточной бумаги, лежал кинжал. Тот самый кинжал, который она помогла исправить в кузне Петра. Ну как тут не рассмеяться?
— Что с тобой? — удивленно спросила Лазель, присаживаясь рядом. — Тебе не понравился подарок?
— Нет, что ты, подарок замечательный, просто… — И она рассказала подруге историю, связанную с этим кинжалом. К ее концу они хохотали уже обе, да так, что слезы выступили.
С трудом снова обретя возможность говорить спокойно, Алекса достала свой подарок и вручила его Лазель, сказав:
— А вот это мой подарок тебе.
Открыв коробочку, вампирша увидела аккуратный перстень, в котором серебро и золото слились в вечном танце, образуя чеканный узор, повторяющий родовой знак Лазель, переплетенный с солнцем и луной.
— Это просто великолепно! — выдохнула вампирша. — Еще никому не удавалось так точно отобразить знак нашего рода! Спасибо!
Она поцеловала Алексу и тотчас надела перстень.
Так получилось, что они уже сидели не на диване, а на распростертой перед камином медвежьей шкуре, которая была просто огромна. Алексе нравилось ощущать под рукой шелковистый мех. Во всем этом было что-то первобытное. Они неспешно разговаривали обо всем и ни о чем. Но в словах и не было необходимости. Даже без них между этими двумя возникло некое духовное родство.
Наблюдая за игрой огня, Алекса неожиданно для себя самой спросила:
— Скажи, а когда ты меняешь облик, ты не боишься, что не сможешь измениться обратно?
— Это невозможно. За всю историю нашего клана подобного не было ни разу. Страха нет абсолютно, скорее эйфория.
— Но при изменении тела должно быть чертовски больно!
— Я бы не сказала. Захваченная экстазом изменения, ты не чувствуешь ни боли, ничего. Да и не такой это долгий процесс, — просто ответила Лазель, будто они обсуждали, как растут цветы на лужайке. Вдруг в ее глазах загорелся задорный огонек, и она сказала: — Я покажу тебе.
— Что? — удивленно переспросила Алекса.
— Я изменюсь при тебе, и ты все увидишь. Я хочу этого. — Голос ее уже был абсолютно серьезен, а выражение лица такое, что Алекса не смогла отвести взгляда. На нем читалось страстное желание открыться, открыться именно ей. Вампирше даже стало не по себе от такой откровенности. И она посчитала, что не вправе отказать ей в этом. Она сказала:
— Хорошо.