История одного замужества

– Нет, – твердо ответил управляющий, – все подушки на месте.

– А в соседних комнатах?

Франц Густавович поклонился и вышел, чтобы проверить. Полицейский, стоявший в дверях, шумно вздохнул.

– Вы были тут всю ночь? – спросила Амалия, поворачиваясь к нему.

– Где ж мне еще быть, – уныло пробубнил тот. – Иван Иванович велел глаз не спускать, ну, я и не спускал. Хотя хуже нет находиться там, где нашли покойника.

– Вы о призраках? – равнодушно спросила Амалия.

– Конечно. О ком же еще! Но она сюда не пришла. Она у себя ночью ходила.

– Простите? – насторожилась Амалия.

Полицейский со значением показал пальцем на комнату над ними.

– Там спальня ейная. Ночью она там бродила, хотите верьте, хотите нет.

– С чего вы взяли?

– С того, что слышал шаги. И половицы поскрипывали. В самую полночь, понимаете? Это она и была.

– Вы не выходили посмотреть?

– Я? Да Господь с вами! От таких встреч ничего хорошего не будет.

И он посторонился, пропуская вернувшегося управляющего.

– Одной подушки нет на месте, – доложил Франц Густавович.

– Где?

– В комнате за этой дверью. – Управляющий показал на вторую дверь, которая оставалась запертой со вчерашнего дня. – Странно, кому она могла понадобиться? Ведь подушка была совсем маленькая…

– Идемте, вы мне покажете, – распорядилась Амалия. – Лучше отоприте дверь, если ключ у вас. Я хочу понять, откуда убийца пришел.

– А меня же потом и обвинят, – печально сказал полицейский, видя, как управляющий не без труда отмыкает ключом запертую дверь.

– Мы закроем ее с той стороны, – успокоила его Амалия. – И все станет, как было.

…Это была маленькая комната, даже не имевшая в доме особого названия. Два шкафа с книгами, глобус, диван, столик, пара кресел. Обычно на диване лежали две небольшие подушки, но теперь одна исчезла.

– Ума не приложу, куда она могла деться, – со смущением признался Франц Густавович. – Я же видел ее здесь вчера утром…

– Полагаю, на этот вопрос сможет ответить только убийца, – вздохнула Амалия. – В суматохе никто не заметил пропажи, а потом у него было достаточно времени, чтобы избавиться от улики. Но сейчас, по правде говоря, меня больше всего беспокоят шаги. – Она недовольно покачала головой. – Знаете что, Франц Густавович, пошлите, пожалуй, за следователем. Мне с ним надо будет кое-что обсудить.

Глава 13. Баронесса из Особой службы

Тут, пожалуй, самое время сделать небольшое отступление и вернуться на несколько часов назад. Рано утром, когда следователь Игнатов только поднялся с постели в своем маленьком уютном домике, во входную дверь энергично постучали, и вскоре слуга доложил, что следователя хочет видеть товарищ прокурора Николай Афанасьевич Желтков, причем он явился не один.

– С ним незнакомая дама, которая тоже настаивает на том, чтобы вы немедленно ее приняли, – добавил слуга.

Иван Иванович изумился. Товарища прокурора он знал хорошо и знал, что пунктуальный Николай Афанасьевич отводил работе ровно столько, сколько требовалось – не больше и не меньше. Не в его привычках было засиживаться допоздна, и уж точно не в его привычках было являться к следователю в восьмом часу утра, да еще в сопровождении дамы.

Усилием воли отогнав совершенно излишние в данном случае подозрения (все знали, что Желтков был давно и счастливо женат и никогда не пытался искать добавочного счастья на стороне), Иван Иванович наскоро привел себя в порядок и вышел в гостиную. С первого же взгляда он заметил, что Николай Афанасьевич не то чтобы озадачен, но явно находится не в своей тарелке, чего никак нельзя было сказать о незнакомке, которая стояла возле комода и разглядывала фотографические карточки родителей, братьев и сестер Игнатова, заключенные в массивные рамки.

– Иван Иванович Игнатов, наш судебный следователь, – представил хозяина дома товарищ прокурора. – А это госпожа баронесса Корф, э… Амалия Константиновна.

Игнатов помнил, что «Кувшинки» принадлежали семье барона Корфа, который после развода уступил имение своей бывшей жене с тем, чтобы в дальнейшем оно отошло к их сыну. Имя Амалия говорило о польских корнях, и следователь смутился. Почему-то все польские дамы казались ему загадочными и прекрасными, будь они даже носатыми, белобрысыми, крикливыми и склочными (как оно нередко и случалось).

Но тут незнакомка повернулась и пронзила Игнатова взглядом, как золотой шпагой. Это вовсе не фигура речи – Иван Иванович ощутил себя неким подобием жука, поддетым на острие булавки; его изучали и явно пытались понять, в какую часть обширной коллекции насекомых – пардон, человеческих существ – его можно определить. Ощущение, прямо скажем, было вовсе не из приятных, и самолюбивый Игнатов даже немного обиделся. В следующее мгновение стоящая напротив него дама едва заметно улыбнулась и притушила свой смертоносный взор.