История одного замужества

– Нет. Все свидетели утверждают, что раньше никогда его не видели. Кстати, я хотел спросить, может быть, вы его опознаете…

Он вышел в спальню и вернулся с главной уликой, которую протянул Амалии.

– Я подумал, что оружие могло храниться в доме, – пояснил Игнатов.

– Нет, – твердо сказала баронесса Корф, разглядывая револьвер. – Кстати, что там господин Ергольский нафантазировал по поводу орудия убийства? Револьвер с перламутровой рукояткой, насколько я помню?

– Именно так, – подтвердил Игнатов.

– Это не перламутр, – вздохнула Амалия. Она откинула барабан, проверяя, сколько осталось пуль. – Это дешевая имитация, и само оружие, кстати сказать, тоже дешевое. Стреляет такой револьвер из рук вон плохо, и от него много шума. – Она вернула барабан на место и протянула оружие следователю. – Я бы предположила подарок даме, причем автор подарка явно пытался пустить пыль в глаза. Второй вариант – его купили для защиты или, к примеру, чтобы произвести на кого-то впечатление, отпугнуть. В любом случае, оружие полностью заряжено, отметьте этот момент.

– Но среди подозреваемых только три женщины… – начал Желтков и угас.

– Да, – усмехнулась Амалия, – и кое-кого я довольно хорошо знаю. Клавдия Петровна не из тех людей, которые станут носить с собой оружие, а Антонина Григорьевна – очаровательная домовитая женщина, которую проще представить себе с иголкой в руках или с чайником. Остается только Натали Башилова, и вот это уже довольно скверно.

– Уверяю вас, у Натальи Андреевны не было никакого повода убивать Панову, – чуть резче, чем ему хотелось бы, промолвил Игнатов.

– Боюсь, вы плохо осведомлены о прошлом этой милой барышни, – отозвалась Амалия спокойно. – Потому что она однажды уже стреляла в человека из револьвера и чуть не убила его.

Желтков открыл рот.

– Да, да, – кивнула Амалия, – все это случилось, между прочим, во Франции и, как говорят, по вине ее отца. Видите ли, он нанял одного головореза с заданием устранить любовника своей жены.

– И что случилось? – сдавленно спросил товарищ прокурора.

– Ну, в сущности, господин Башилов едва не добился своего. Его наемник подкараулил момент, когда мсье Жерво был в доме один, и напал на него. Тот, однако, стал отбиваться и выбил у убийцы револьвер. В разгар драки домой неожиданно вернулась Наташа, ей тогда было лет тринадцать, кажется. Жерво крикнул ей, чтобы она побежала и позвала на помощь, но она подобрала револьвер и сумела выстрелить в убийцу.

– И что было дальше? – напрягся Игнатов.

– Ну, как полагается: следствие и суд. Жерво взял вину на себя и объявил, что стрелял он. Так как его самого пытались убить, ему ничего не грозило. Полиция сделала вид, что поверила Жерво. Его противник просил о снисхождении, он якобы решил просто ограбить богатый дом и не ждал, что там кто-то окажется. Его посадили в тюрьму, а Жерво отпустили. Через некоторое время Башиловы пришли к соглашению, что дочь будет жить с отцом, а он даст бывшей жене развод, обеспечит ее и обязуется никогда больше не вмешиваться в ее дела. Если бы она не отдала дочь, не исключено, что Андрей Григорьевич повторил бы попытку избавиться от месье Жерво… а может быть, не только от него, но и от своей бывшей жены. Он человек, способный на многое, а кое-кто уверяет, что и на все.

– Все это чрезвычайно грустно, – сухо сказал Игнатов, – но даже если Натали пыталась спасти жизнь человеку, которого любила ее мать, я не вижу тут связи с тем, что произошло вчера. Во-первых, сам револьвер, как вы сказали, дешевый, то есть Натали никогда бы себе такой не купила. И во-вторых, у нее не было мотива для того, чтобы убивать Панову.

– Если речь идет о провокации, – отозвалась Амалия, – мы должны быть вдвойне осторожны. Вы, кажется, не понимаете, что до некоторой степени не так уж важно, принадлежит револьвер Натали или нет, стреляла она из него в Панову или нет. Важно, что все это может быть преподнесено публике как некая версия, которая будто бы все объясняет. Неуравновешенная девушка убила бывшую любовницу своего отца – или что-то в этом роде. Как человек Башилов вряд ли внушает особую симпатию, но свою дочь он обожает и, случись что, будет защищать ее до последнего – ну и, само собой, чем отчаяннее он будет ее защищать, тем больше все вокруг будут верить, что убийца – она. Все это может кончиться очень плохо, самоубийством или какой-нибудь трагедией, и наша задача – не допустить, чтобы авторы провокации – если такая вообще имеет место быть – добились своего.

– Я все же не думаю, что мы имеем дело с провокацией, – рискнул заметить следователь. – Пока вскрытие не произведено, мы даже не можем быть совершенно уверены, что это именно убийство… хотя предшествующие события и фантазии Матвея Ильича вроде бы допускают только одно толкование.