История одного злодея

– Знаешь, – он тронул рукой след на своей брови. – В тюрьме учат быстро раскрывать лживых тварей. Не пытайся сделать из меня дурочка, ты что-то не договариваешь.

– Ну, – она помедлила, стоит ли говорить об Астароте, ведь уже тогда ей выписали смертный приговор. – Я надеялась спастись за счёт одного парня из их команды. Но всё пошло не так.

– И?

– Я его убила и сбежала.

Володя уставился на неё, перебирая в уме причины своей не проницательности. Людей способных на убийство он видел сразу, ещё до первой отсидки. Эта способность не раз спасала ему жизнь и мужское, скажем так, достоинство.

– Своими руками? – она кивнула. – Парня, работающего на Люци? – она кивнула. – Если только этого малахольного. И то, сомнительная версия. Они всегда под присмотром и с пистолетом. Обойдёшь одного, не обойдёшь другого. Один Асмодей стоит целой дивизии.

– Если у тебя есть сиськи и здравый смысл, всё становится намного проще.

Она села в машину и бибикнула, чтобы Володя, наконец, собрался. Конечно, у неё не было определённого плана. Напасть на Замок, даже найти его, казалось практически нереальным. Но вот подложить Люци в городе, в каком-нибудь укромном месте, ей казалось хорошей идеей. Может быть, его стоит застрелить, а потом сжечь с ритуальным танцем и блеском в глазах. Но там остается столько замов, что ей придётся перестрелять половину Москвы, а ещё умудриться при этом не попасть под прицел ФСБ, или кто там отслеживает настоящих преступников.

По дороге к дому, она прикидывала, как можно поймать за хвост такую рыбину, имея в запасе 10 зэков. Задачка точно не для второго класса школы. Володя всю дорогу молча смотрел в окно и прокручивал, что можно написать матери перед операцией. Обязательно надо написать. Если он не вернется, пацаны отправят весточку, ей будет приятно. Наверное, будет. Иметь такого сына явно неблистательная мечта, но он ведь по-другому жить не умеет.

К дому они подъехали с вихрем пыли, вокруг было тихо, у ворот стояли новенькие охранники, как в лучших фильмах про богатых.

– Открывай, – молодой человек переглянулся с листком у себя в ладони и недоверчиво подошёл к замку. Тата позаботилась о том, чтобы всей прислуги раздали фотографии хозяйки. В дом впускать только её, по указаниям можно запускать кого-то ещё.

Ворота распахнулись. Володя всё думал о матери, о их последней встрече, когда она не взяла у него пачку купюр, крикнула, что лучше бы он купил себе честное имя на эти деньги. Да, получилось как-то… Она ведь его единственная родственная душа. Надо было поговорить с ней. Ещё раз всё объяснить. Ну ничего, он всё уладит. Расплатиться с долгами и всё уладит.

У дома они бросили машину и вошли внутрь. Володя не бывал в таких зданиях, жилище Скумбрии было куда скромнее и, честно говоря, грязнее. Тут всё кишило изобилием, ради которого Володя поступился принципами и родной матерью. Правда, совесть оказалась куда коварнее. Если бы он только мог проанализировать свою игорную зависимость и понять, что за нереальной рулеткой прячет реальное чувство вины. Психолог бы сказал, что он лишает себя возможности жить хорошо, ибо не считает себя достойным богатства. А всё эта мораль белой голытьбы.

– Ребята подъедут с оружием через час. Надо бы потолковать о наших планах.

Он договорил эту фразу и получил пулю в лоб. Аня непонимающе повернулась в сторону лестницы, перед ней стоял Асмодей.

– Шевельнёшься и я тебя пристрелю.

Аня подняла руки вверх, лучше не рисковать, пистолет был за спиной.

– Я сдаюсь, сдаюсь.

– А куда ты денешься, сука.

Асмодей воткнул ей шприц прямо в шею, отчего пространство вокруг завертелось. Она подумала, что дать проблеме отлежаться было хорошим решением, теперь ей всё равно нужен другой план. Тяжёлые веки увлекли её от злобного лица Асмодея в тёмную бездну подсознания.

Глава 37.

Люци ехал навстречу своей мести и всё его нутро трепетало. Оказалось, что за годы его отсутствия в деле похищения сумасшедших произошли огромные перемены. Главврачи стали более спесивыми, парировали честью и клятвой, пока, наконец, сумма молчания не превышала предела их благодетели. На ум ему пришёл забавный стишок:

Всё покупается и продаётся,

И жизнь откровенно над нами смеётся.

Мы негодуем, мы возмущаемся,

Но продаёмся и покупаемся.4

Когда-то они вместе с Бабой смеялись над правдивостью таких старых строк. Баба… Как жаль, что он так рано умер. Все хорошие люди умирают слишком рано, так нам по крайней мере кажется. Люци был привязан к духовному наставнику как к отцу, которого у него никогда не было, как к господину Али, который после похорон дочери так и не смог посмотреть ему в лицо. Как его осуждать? Даже сам Люци не в состояние был себя видеть.