Я обернулся. Чёрт возьми! Не галлюцинация ли это? Верзила и его приятель, выпрыгнувшие из автобуса, давно пропали, автобус продолжал движение, а я не мог прийти в себя. Определённо, мужик, тормошивший меня и только что исчезнувший, был тем здоровяком с переправы в Керченском проливе! Он высматривал меня недобрым взглядом, а потом нырнул в толпу. Тогда я приметил его впервые и долго гадал, где же он мне мог встретиться? Только что я мельком заметил его второй раз, когда он не обратил на меня внимания; случайность – мы оказались в одном автобусе, но я-то его вспомнил! Я вспомнил теперь, где видел этого увальня с кошачьей походкой, когда он, пряча лицо, старался проскочить мимо меня в коридоре районного отдела милиции, направляясь к кабинету Каримова. Это было зимой, во время моей поездки в район. Вот где он бросился мне в глаза! Он заглянул в кабинет с наглым видом, но был одёрнут властным окриком. Вряд ли бы я это вспомнил, не будь у него приметного шрама у рта. Небритая щетина на щеке скрывала примету, но там, в коридоре, мы почти столкнулись, и я успел разглядеть лиловый рубец, уродующий его лицо. Шрам – верный знак принадлежности к уголовному миру, я тогда ещё подосадовал, недоумевая, с чего бы начальнику милиции водить дружбу с такими личностями, но милиция – особая служба, агентуры у неё хватает всякой, порой не брезгуют никем, и я не придал особого значения той встрече.
Про шрам, кстати, испуганно твердил мне и Ванька в Харабалях, когда рассказывал, как ударил меня сзади по голове человек «с изрезанным лицом», когда я выбирался из избы от Топоркова. «С чего ты взял, что лицо у него изрезано?» – спросил я мальца, не веря, мало ли нафантазирует ребёнок? «У него рот кривой, я раньше в деревне его видел, – горячился тот, обижаясь. – У него кличка Барсук». Эта кличка фигурировала и в объяснениях Ильи Дынина, из тех двоих, издевавшихся над ним в Гиблом месте, одного дружка окликали Барсуком – это единственное, что могло способствовать розыску, но по сведениям Квашнина, уголовник бесследно пропал…
Много неожиданного и важного выдал мне в спецприёмнике Быков, но про Барсука ни слова не сказал, как я у него ни выпытывал. Похоже, боялся он этого уголовника с изуродованным лицом пуще Каримова. А ведь двое наведывались в его хату. Намеревались найти приют в курортном домике подполковника, залечь на дно, пока шум не уляжется? Или отыскивали Быкова, чтобы покончить с ним и оборвать все следы? Интересным получается расклад, а не за мной ли они посланы?!
– Товарищ! Товарищ! – дёрнулся я к водителю так, что тот резко затормозил автобус.
Народ повалился друг на друга, зашумел, возмущаясь.
– Какой посёлок проехали только что? Два пассажира высаживались?
– Заснул парень, – сплюнул тот окурок в приоткрытое окошко. – «Весёлое» проехали, назад поздно, к Новому Свету подъезжаем.
– Данька, плут окаянный, – проснулся я от причитаний Очаровашки, она, чуть не плача, раскладывала карты на песке в тени, где мы устроились под матерчатым зонтиком. – Ничего у меня не получается. Признайся, играл ими в подкидного?
– Ну как можно, дорогая? – я с трудом пошевелился, приоткрыв глаза. – Это ж колода для твоих гаданий. Не прикасался и пальцем. – Я повернулся на другой бок и плотнее накрылся съехавшей было шляпой. – Ты же знаешь мои слабости – ты да шахматы.
Весь вчерашний день в тревоге прождал я участкового, ночью глаз не сомкнул, тайком с металлическим прутом вылезал из домика при малейшем подозрительном шорохе под окнами. Всё время мне чудился тот, с лицом, изуродованным безобразным шрамом. Ночью разыгрался ветер не на шутку, и одна из ставен на окошке то и дело хлопала, нагнетая панику. Выбираясь на шум в очередной раз, впотьмах я наткнулся на что-то в коридорчике, разбулгачил вдовушку-хозяйку, напугав её до смертельного ужаса, но успел спрятать прут за спину. Долго пришлось её успокаивать и врать, что бегал купаться под луной, чему она вряд ли поверила.
Так, промучившись всю ночь, мне удалось прикорнуть лишь на пляже, куда утащила меня Очаровашка с первыми лучами солнца.
– Почему же ничего не получается? – не оставляла она попыток растолкать меня. – Валет крестей норовит мне в дом, но ты же король треф?
Ещё в поезде две разбитные хохлушки от скуки обучили её мараковать картами. До самого Джанкоя[7]
, пока они не вышли, Очаровашка упражнялась в гаданиях, а потом развлекала пассажиров, предсказывая весёлый отдых, непременную удачу и счастливую дорогу по туристским маршрутам.– Тебе б всё шутки, а меня замучил этот валет чернявый! – отбросила она карты.
– Удушу злодея, – пообещал я лениво; вздремнуть как следует так и не удалось. – Погоди. А с чего быть чернявому? Ты шрама у него не приметила?