Понятые, несмотря на моё предупреждение, разболтали по селу, что у Алексея – имя повесившегося (будем считать так, пока не появится достаточно других доказательств), на руках следы от верёвок. Дошло до отца, тот замутил бучу. Поднял на ноги всё село против милиции (рассказывают, что он и раньше на участкового зуб имел, никак с ним власть в селе не мог поделить, а тут случай представился). Я попытался его успокоить, мол, разберёмся, но тот и про меня быстро навёл справки: молодой, недавно следователем работает. Самостоятельно дозвонился до Первого секретаря райкома партии, до прокурора района, а, получив жёсткий ответ от шефа, позвонил прокурору области и для верности послал ему коллективную – от всего села и колхозников телеграмму: «Участковым доведён до самоубийства подросток. Возможно и убийство. Следователь прокуратуры молодой, неопытный. Защищает милицию вместо того, чтобы глубоко разобраться. Пришлите срочно опытного следователя. Колхозники прекратят работать, если их просьбу не удовлетворят…»
Только что возвратился со схода сельчан. Организовали с прокурором района. Выступал шеф и начальник райотдела, тот самый, что в райкоме меня уговаривал в милицию идти. Вроде успокоили народ. Я возбудил уголовное дело по факту смерти подростка. Эх, Алёшка, Алёшка, наделал ты хлопот…
Сидим, ждём паром. К вечеру наконец-то буду дома. Увижу Очаровашку. Она уже устала ждать, несколько дней дома не был… Шеф передал, что о моей вынужденной командировке успел сообщить.
Тяжела ты, шапка Мономаха…
Вчера состоялся разговор с Течулиной по телефону – не поеду ли я работать в другой район. Так же следователем, но там у меня будет квартира, а жене – работа. Разговоры о жилье я вёл уже давно с Клавдией Ефимовной, поэтому сразу дал согласие.
Неудобно было перед шефом. Но он понял. Он знал: жить мне с молодой женой попросту негде; понимающе похлопал по плечу, и мы распрощались. Дела сдал ему.
Новое место назначения далеко от областного центра. На самых её западных границах. Проблема добираться была бы сложной, но неожиданно выручил Валерка. Он появился внезапно, словно ангел слетел с облаков. Энергичный и радостный затискал в объятиях. Я только что вышел с приказом от Течулиной на улицу, ещё совсем тёплый от эмоций, приходя в себя. Поведал ему о своём, расспросил о его проблемах. Валерий, помытарившись по белому свету, устроился в нашем цирке. Сиял от удовольствия. Услышав о моём новом назначении, тут же предложил подвезти.
– Уж не на верблюде ли цирковом? – тускло пошутил я.
– Кэмел не кэмел, – заверил он, – не пожалеешь.
И условившись о встрече, он скрылся так же внезапно, как и появился…
Прокурор. Чрезвычайное происшествие
Вчера возвратился домой за полночь. В девятом часу позвонил Прокудин, доложил, что в колонии строго режима – на «двойке» чепэ. Осуждённый в знак протеста залез на высотную трубу котельной. Привязал себя к трубе и требует прокурора области. На все попытки снять, угрожает броситься вниз и разбиться.
Я накануне весь рабочий день просидел на каком-то совещании, Прокудин поймал меня заходящим домой. Но окна моей квартиры не светились, поэтому горевать за меня некому и совать бутерброды с кефиром на дорогу тоже, так что я вновь залез в «Волгу» – она мне уже пуще дома родного – и Константин помчал в колонию. Через полчаса были на месте. Прокудин и всё руководство колонии у трубы, там же представители начальства УВД, Сербитского не видать. Нет конечно, он по таким пустякам не выезжает. Впрочем, нет оснований на него обижаться: зэк требует прокурора, что же генералу голову ломать?
Рассуждая таким образом, я оставил автомобиль и направился к трубе. Такого не бывало, чтобы осуждённым удавалось проделывать такие штуки. Никто из охраны, обслуги, да мало ли других соглядатаев у администрации в колонии, кроме «шестёрок», заметить его не смог. А затея смертельно опасная!
Посреди хозяйственного двора котельной торчит металлическая труба, не обхватить нескольким мужикам, взявшись за руки, высотой метров пятнадцать – двадцать. Темень, глаз коли. Два мощных прожектора с подогнанных автомобилей-подъёмников, перекрестившись яркими лучами, высветили белое пятно, выхватив почти на верхушке трубы. В середине пятна сжавшийся комок: кепка, фуфайка, брюки.
Среди задранных вверх козырьков армейских и милицейских фуражек я отыскал одну – с мегафоном. Периодически – через три-четыре минуты осуждённому подавались команды спуститься вниз, прекратить неправомерные действия, разъяснялась ответственность. Одним словом, всё, как должно быть по инструкции.
– Всё необходимое делается, не вразумеет, сучок, и думать не хочет подчиниться, – дёргался подбежавший Прогудин.
– Вы бы лучше думали, как он туда попал и что его заставило это сделать! – выпуская злость, рявкнул я на старшего помощника.
Прокудин закрутился на месте, все слова проглотил, знал служивый: в таких случаях лучше молчать.
– Добудьте мне эту говорилку! – кивнул я ему на мегафон.
Прогудин тигром рванулся в толпу и через минуту мегафон был у меня.