История одной дуэли

– Да что же там творится? В газетах что-нибудь пишут? От кого информация, Николай?

– Информация у меня проверенная. А газет нет, ни наших, ни оттуда. «Правду» запретили совсем, потому что коммунистическая. Больше выходить не будет. Звонил мне дружок.

– Что там? – Годунов поднял глаза над собой.

– Там, видать, через край попёрло.

– Ты без философий можешь?

– Указ Ельцин подписал. Приостановил деятельность компартии до окончания расследования.

– Чего-чего?

– Обвиняет нас в связи с заговорщиками. Крючковым, Янаевым… Запретил по всей стране Ельцин компартию.

– Бред!

– Что с нами будет, Герман Александрович? Куда нас?

– Стоп! Не паникуй! Голова кругом идёт… Ты ещё никому ничего не трепал?

– За кого меня держите? Я не мальчишка.

– И впредь молчи! Слышишь, никому!

– Да что молчать-то? Какой толк? Скоро всё будет известно. Молчи не молчи, по-другому уже не будет.

– Герман Александрович! – высунулась из дверей в коридор Верочка. – Связалась с Москвой! Идите, там вас просят побыстрей.

– Бегу! – Годунов бросился к телефону.

Петренко поспешил за ним и, не садясь на предложенные секретаршей стулья, топтался рядом с первым секретарём обкома всё время, пока тот нервно разговаривал. По репликам можно было понять, – переговоры были не из приятных.

– А нам-то что делать? Нам?! – кричал Годунов то и дело в трубку.

Ему отвечали что-то невразумительное. Лицо его стало пунцовым, глаза метали молнии. «Не хватил бы Кондратий», – переживал хозяйственник, но помалкивал, не встревал. Сжалась вся в комочек и Верочка, только изредка вскидывая глазёнки на Годунова.

– А у меня их не сто человек! – орал, дёргаясь, тот, уже не контролируя себя. – Каждый спрашивает! У каждого дети, семья! Они в чём виноваты? Мне их завтра на улицу выбрасывать?

Годунов крутился с трубкой то в одну, то в другую сторону, не зная, куда выплеснуть свою злость, натолкнулся ненароком на Петренко и заорал опять:

– Вот стоит уже один! С утра! Спрашивает! Что с ним будет? А мне что отвечать? Распускать? Разгонять? Что делать? Что молчите?

Петренко нагнул голову, покачал ею, как бы раздумывая, и медленно вышел из приёмной. Слушать или видеть первого секретаря ему больше не хотелось… Скоро и сам Годунов догнал его уже на лестнице, у выхода из облисполкома.

– Где, говоришь, Петрович? – дёрнул он за локоть хозяйственника.

– Я ничего не говорил, – опешил тот.

– Значит, показалось. Впрочем, оттого, что наговорили мне центристы чёртовы, и не такое покажется! А где же он может быть?

– И что же они сказали?

– Да ты, я вижу, сам всё знаешь.

– Только, что положено.

– Ладно, не юли… Меня сейчас, словно по мозгам ударило.

– Что ещё?

– Наши-то!.. Горбачёв!..

– Что?

– Отрёкся от нас, Иуда!

– Как?!

– Сдал партбилет, сука! И всем нам предложил то же самое сделать. Крови не допустить… Ждал я всё время от него что-нибудь такое. Хамелеон! Поганец! Заодно он был с Крючковым и Пуго… Очень складно у них всё получилось. Путч-то отрепетированный! Гладко, как на паркете! И Павлова этого он берёг до последнего дня! Что, не мог его, поганца, сразу снять, после аферы по обмену денег? Нет! Он сам ему указ подписал! Или в июне, когда тот специальных полномочий потребовал?! Выгнал бы Павлова, и ничего не случилось! Жили бы, как жили. Ан нет. Его тактика гнилая известна. И рыбку съесть и задницей сесть!

– Герман Александрович, тише, народ оборачивается, – взмолился Петренко.

– Не могу! Накипело! Эти говнюки из ЦК все нервы вытянули, Николай.

– Давайте хотя бы выйдем, – Петренко подталкивал его к дверям.

Они выскочили на свежий воздух, но легче от этого не стало ни одному, ни другому. Хозяйственник тревожно не спускал глаз с первого секретаря. Тот пребывал в прострации после перевернувших душу телефонных вестей.

Между тем народу возле обкома заметно поубавилось. Маячил верный Василий, прикорнул у дверей милиционер, несколько женщин щебетали кучкой воробьев. Василий тут же бросился к Годунову.

– Что-то выяснили, Герман Александрович?

– Выяснил, дорогой, выяснил… Распорядись, чтобы машину мою, как положено, передали милиции. Займись вот с Николаем.

– Да он и один справится, – буркнул Петренко.

– А у тебя какие заботы? – поднял на хозяйственника глаза Годунов.

– Вам ещё Жербин нужен? – напомнил тот.

– Ну?

– Так я мигом.

– Да, теперь вроде спеху нет, всё уже и так известно, – вяло махнул рукой Годунов. – Я смотрю, наши разошлись?

– Так точно, – отрапортовал помощник, – нерабочий день получается.

– Вынужденный выходной, – скривил губы в невесёлой гримасе Петренко. – Как долго гулять будем, Герман Александрович?

– Ты что мне вопросы задаёшь? – зыркнул на него первый секретарь. – Обратись на радио. Или телевидение. А лучше – к самому Горбачёву.

– Так я побежал? – Василий почувствовал, что он третий лишний в их невольной перепалке.

– Беги. Свяжись со всеми секретарями и заведующими, чтобы вечером на меня все вышли по домашнему телефону.

– Если не отключат, – буркнул Петренко.

– Типун тебе на язык! Что палку перегибаешь?

– Как знать…

– Не посмеют. Домашним телефоном семья пользуется, дети, – зачем-то сказал Годунов.

– Ельцину теперь всё можно. Запретил он нас.