История одной любви. Начало

Привычным жестом, говорившим, что она часто бывала у Люськи в гостях, Настя провела по стене рукой, включился неяркий боковой светильник. Опередив медленно шагавшего меня, она сдернула с широкой кровати покрывало, а потом и одеяло:

— Клади сюда. Я сейчас.

Люськина спальня выглядела современно, выполненная в простовато-дорогом стиле минимализма. Кроме кровати здесь были только компьютерный стол с приставленным стулом на колесиках и тумбочка у изголовья. Вещи прятались за сдвижными зеркалами шкафа-купе во всю стену, три других стены покрывали серые обои с эстампами в черно-белых рамках. Люстру заменяли точечные светильники, на полу лежал махровый ковер. Идти по обнимавшему ступни высокому ворсу было безумно приятно, создавалось ощущение, будто под ногами — теплая трава.

Единственное яркое пятно в однотонно-серой гамме составляла простыня, открытая убранным покрывалом. Она оказалась очумело-розовой, даже глаз резало. Ну и вкус у Люськи. Собственно, под стать поведению, то и другое вырвиглазно и немного неприятно. Это, конечно, с моей точки зрения. Кому-то, наверняка, нравятся именно такие и именно такое.

Я разместил покрывшуюся пупырышками вялую звездочку на постели, одну за другой ловя бессмысленно валившиеся конечности и укладывая в приличную позу спящего человека. Даже подмышки взмокли от усердия. Когда, наконец, безобразно откровенная в своей наготе Люська со всеми удобствами упокоилась на розовом ложе, я укрыл ее одеялом, поправил голову на подушке и обернулся на звук: вернулась Настя. В ее руках победно взвились фломастеры:

— Ты же хотел, чтобы Теплица утром осознала свое моральное и физическое падение? Раскрасим ее под хохлому! — Золото кудрей качнулось в сторону не подозревавшего о людоедских планах бессловесного создания. — Или напишем на ней все, что думаем о сегодняшнем поведении. Или… — Настя засмеялась, представляя. — Просыпается она такая утром, подходит к зеркалу, а на животе жирная надпись с уходящим на задницу окончанием: «Здесь был Кваздапил»! Нет, только на заднице, чтобы сама не увидела, а потом другие сказали. Вот будет потеха!

— Не надо.

— Боишься сказать непутевой подружке, что о ней думаешь?

— Не хочу причинять другим людям лишние неприятности. И не буду.

— Поэтому ничего в жизни не добьешься. — Настя сверкнула свинцово-серыми очами, золотая грива чуть не с презрением отвернулась. — Боязнь неприятностей — первый признак мелочности. Трусливые душонки, которые прячутся от жизни под благородным прикрытием непричинения зла, творят зло этим невмешательством. Причем, зло гораздо большее.

— Трусливые душонки?.. — глухо повторил я за ней.

Нет, надо было отправить ее с Султаном. Я, конечно, не злопамятный, но, как говорит расхожая фраза, зло помню хорошо, и память у меня хорошая.

Настя сама признала однобокость заявления, меня вновь обаяло лицо с милыми ямочками:

— Не парься, это я образно. Не хочешь участвовать в эротическом боди-арте — не буду настаивать. Потом сам пожалеешь. А вообще я благодарна тебе за помощь, хоть и несу всякую чушь. Спасибо.

Мои плечи неуверенно приподнялись.

— Пожалуйста.

Два разновысотных мокрых создания стояли друг против друга в обжигавшем интимностью полумраке и глядели прямо в глаза.

— Прости за то, что наговорила, не думая.

— Да ладно…

— Нет, правда.

— Любой бы…

— Не любой. — Серый взгляд прожигал насквозь, превращая мозги в шашлык, а сердце в отбивную, от которой невидимые зубы откусывали по кусочку. — Далеко не каждый согласится взвалить на себя помощь бездыханной засранке, которую ненавидит всеми фибрами души — я же вижу, не отнекивайся. Тебе претит вид пьяной девушки, даже такой симпатичной. Ты ни разу не взглянул на Теплицу с желанием. Я наблюдала. Ты молодец.

— Это не девушка. — Я указал взглядом в сторону кровати. — Это труп. А я не некрофил.

— Не некрофил — это хорошо, не люблю извращенцев. Тогда кто? Закомплексованный зануда, затурканный маменькин сынок, компьютерный задрот, робкий провинциал, который никогда не видел женщину ближе чем на картинке?

— Пожалуй, мне пора.

Настя перекрыла выход.

— Снова обиделся? Вспомни наш разговор о кавказцах. Если у тебя есть желания — говори о них, тогда и только тогда тебя услышат. А ты молчишь и делаешь вид, что тебе все равно. Если ты не гонишься за популярностью у противоположного пола, то возможны варианты, которые я перечислила. На правду не обижаются. Если ты не один из перечисленных, то кто? Гей? — Перекрещенные руки в одно движение скинули с плеч бретельки мокрого платья. — Дай руку. Руку, я сказала!

Мою пятерню припечатали к белому счастью. Настя задумчиво помяла ее прижатой сверху ладонью.

— Нет, ты не гей. Впрочем, это я еще в танце почувствовала. Может быть, ты игрок?

С пылающими ушами я оторвал руку от улыбавшейся собеседницы, игравшей со мной, как коррупционер с жаждущим начать маленький бизнес просителем.